Гитара, чёрные очки. Как правило, свитер. Кому из любителей эстрады не знаком этот музыкант, чья деятельность вобрала в себя целую эпоху нашего андерграунда! Вспыльчивый Александр Градский, готовый по любому поводу спорить, - таким запомнился он тысячам неформалов. в том же образе он явился и мне во время нашего разговора.
- Александр Борисович, как всё же называется ваш музыкальный жанр?
- Знаете, я бы и сам не взялся его определить. Просто делаю всё, что умею. Иногда кажется, что мой стихотворный язык слишком сложен для слушателя или мы разучились понимать друг друга. Взять хотя бы рок-оперу «Стадион», над которой я корпел 13 лет. Только за первый год было продано более полумиллиона экземпляров, но форма её - для меня потёмки до сих пор. Рок-опера ли она вообще или, быть может, классическая форма, рассчитанная на людей, фундаментально образованных?
Кому-то «Стадион» понравился, иных оставил равнодушными. Мол, прошлые вещи были «да», а это, извините, сложно и грустно.
- Относите ли вы себя к бардам?
- Нет, моя музыка существует отдельно от стихов, и императивной потребности их сочинять я не испытываю. Барды - это Высоцкий, Галич, Визбор, Городецкий. Бард - Серёжа Никитин. Но у всех у них нет своей музыки и творчество очень неровно. Дольский написал семь хороших вещей, Егоров и Клячкин - одну -две. Тем не менее они необыкновенно одарённые личности.
- А что есть личность в вашем понимании?
- Человек, которого не спутаешь с другим. Я глубоко почитаю песни Булата Окуджавы, слушаю их с фантастическим удовольствием - иногда не в силах совладать с самим собой от восторга. Он - личность. Личность и Володя Высоцкий, который, эксплуатируя тематику бытового конфликта, сделал имя на пороках советского о6 щества. Я всеми фибрами души отторгаю Леонтьева, но тоже признаю за ним яркую индивидуальность. Правда, пройдёт лет двадцать, и многие позабудут Паулса и Леонтьева, как сейчас не каждый вспомнит славу Петра Лещенко.
- Как вы реагируете на неудачи?
- Спокойно, не впадая в истерику. Разгромной статьёй в газете со мной не справиться. Меня ничто не выбивает из колеи. Ставлю только на себя и до самой смерти, наверное, ничего не узнаю о себе из газет реального и похожего на правду.
- Что значит для вас «Битлз»?
- Эпоха, эра - всё что угодно. Джон Леннон - любимый музыкант.
- Ваше отношение к киноискусству?
- Негативное. Мне нравятся лишь картины Андрея Тарковского, напоминающие, скорее, литературу. Его наследие интересно и своеобразно, и учиться на нём надо всем режиссёрам. На мой взгляд, постановочная деятельность Тарковского - вообще вызов кино как жанру.
- Есть ли у вас любимый писатель?
- Знаете, его я вычисляю арифметически. Чем больше стихов и прозы какого-то одного автора мне нравится, тем он мне ближе. В поэзии это Иосиф Бродский - самый, казалось 6ы, косноязычный поэт современности. В прозе - Владимир Набоков, чьи книги, как я и предполагал, сейчас переиздаются. Я нахожу хорошими отдельные стихотворения Евтушенко и Вознесенского. Писатель должен опережать события, вскрывать язвы общества, а не плестись в хвосте истории, как это делают многие наши «творцы».
- Одно время вы часто выступали в совместных концертах - так называемых «солянках» - со Стасом Наминым и Андреем Макаревичем. Что вы о них скажете?
- Это мои старые друзья, начавшие на шесть лет позже. Но почему-то не любящие о6 этом теперь распространяться. Догнать, что ли, хотят? Значение творчества Макаревича и «Машины времени» велико. Масса подростков среднего умственного развития получила идеальную группу. Её музыка не для интеллектуалов, и когда я это говорю Андрею, он почему-то обижается. Макаревич родился на волне искательства правды и не перестаёт её искать до сих пор. Это и хорошо, и плохо. За столько лет правду всё-таки можно и найти. Андрей годами твердит: «Ребята, давайте жить дружно». Сколько уже лет поёт свои детские песни протеста, но даже он не избежал в своё время ярлыка антисоветчика и безграмотного рифмоплёта. В последнее время Макаревича всё больше привлекает хорошая поэзия. Что же касается Стаса Намина, то в своё время его гастроли в США имели большой успех, и как музыкант он, несомненно, талантлив.
- Как вы думаете, переживёт ли вас ваша музыка?
- Знаете, с 1971 года критики твердят, что мои композиторские опыты - бред. Я не согласен. «Битлз», если верить многочисленным публикациям, тоже бред. Моя единственная возможность и надежда выжить - оставаться в оазисе русской культуры, в традициях которой я, собственно, и работаю. Вообще родиться в России для человека искусства - большая неудача. Это ещё Пушкин заметил. Искусство у нас почему-то не считают статьёй национального дохода.
Андрей ВОРОБЬЁВ.
