Александр Градский о времени и о себе
На откровения сподвигла Анна КОМЛЕВА, комментарий М.ЛЕСКО."Московская правда", 1999-10-29
Из архива Андрея Луканина
|
Александр Градский о времени и о себеНа откровения сподвигла Анна КОМЛЕВА, комментарий М.ЛЕСКО."Московская правда", 1999-10-29 Из архива Андрея Луканина |
|
Третьего ноября в "России" прилюдно и со всею торжественностью исполнится пятьдесят лет от роду незыблемому монументу русской культуры второй половины двадцатого века Александру Градскому.
Родившийся в кажущейся теперь уже такой далекой Совдепии Александр Борисович развивался в ее культурных недрах, терпеливо впитывая все лучшее и отторгая все посредственное.
Его личностное формирование удивительным образом не пострадало от режимного насилия, а внешние обстоятельства никак не повлияли на гордую и независимую натуру певца, композитора и поэта. Градский рос, жил и творил, ни на кого не оглядываясь и ни на кого не равняясь, поэтому и превратился к пятидесяти годам в несокрушимую скалу духа.
Талант, как правило, не облагораживает своего носителя. Поэтому чувство изящного частенько страдает от несоответствия исключительных способностей обидной посредственности человеческого материала. Александр Борисович являет собой в этом смысле редкое исключение, поскольку громадье его натуры, широта и благородство души вполне соответствуют бескрайним просторам его дарования.
А.Б.Градский сотворил за свои пятьдесят лет не только целый ряд гениальных произведений, но и создал биографию, которая не содержит ни одного эпизода, нуждающегося в корректировке.
Суровая плата за цельность натуры в виде чувства астрального одиночества не миновала нашего героя, зато судьба подарила ему чудесную семью и редкий дар оставаться душою молодым.
Обозревая бурно прожитые годы, юбиляр с трудом осознает, что ему уже пятьдесят, и весело спрашивает с детской непосредственностью: "Разве это видно?" А желает рожденник себе лишь одного - прожить лет 100. Из них до 88 - 92 чувствовать себя так, как он чувствует себя сейчас, а потом "лежать на берегу моря, где-нибудь в Каннах или на Сицилии, смотреть вдаль, и пить свежеотжатый апельсиновый сок", неторопливо вспоминая все, что даровала ему жизнь.
Недостроенным углом дома остается пока не записанная опера "Мастер и Маргарита", фрагменты которой уже глубоко перепахали тех, кто слышал в исполнении Александра Борисовича эту гениальную музыку.
Что еще готовит провидение великому композитору, "нам не дано предугадать".
А пока, по случаю юбилея, А.Г. согласился обратить свой взор в далекое и недалекое прошлое, и поведать любопытному читателю о времени и о себе.
Я плохо помню детство. Из чего могу сделать вывод, что, наверное, или раньше жил, или буду жить еще раз.
Из детства я помню только какие-то яркие куски. Например, иду я по дороге в школу, мне еще десяти лет не было, дорога длинная, несколько километров, очень холодно, дело происходит за городом. Ясно помню свои ощущения - иду по зимней дороге утром в школу, холодно, ноги мерзнут.
Моя мама - актриса по образованию. Окончила Государственный Институт Театрального Искусства (ГИТИС), училась у Плотникова. Актерская карьера у нее не сложилась, хотя все говорят, что она была очень талантливой.
Семья оказалась важнее, и она уехала с отцом на Урал, где я и родился. Мы жили в Копейске. Мама в местном Дворце культуры вела драмкружок. По сей день ее там вспоминают, как человека, который из заурядного драмкружка сделал целый театральный коллектив. Ей довелось поставить несколько спектаклей, на которые весь город ходил. Ее фотография до сих пор висит где-то во Дворце культуры как основательницы этого театрального коллектива.
Мать была человеком очень талантливым, но болезнь ее подкосила. Она умерла, когда мне было 14 лет.
По характеру мама была человеком довольно жестким и очень уж сильно обо мне пеклась. Так всегда бывает с родителями, которые очень любят своих детей. После ее смерти для меня наступил какой-то такой период безвременья. Несколько месяцев я определялся, как жить дальше и вышел из-под контроля вообще. А потом вдруг почувствовал, что стал взрослым человеком.
После смерти матери моим воспитанием особо никто не занимался, так как я сильно упирался и на все имел свое мнение. И вообще я воспитывал себя сам.
Папа был либералом и не имел особого желания меня воспитывать. По профессии он инженер-механик, инженер-химик, инженер-нефтяник.
Отец до сих пор работает в должности инженера-механика. Работой доволен, у него даже зарплата неплохая. Он нормально вписался в новое время и неплохо чувствует себя не только физически, но и морально.
Долгое время со мной жила бабушка. Она считалась бабушкой всего русского рок-н-ролла, потому что все мои друзья и коллеги периода ранней молодости были людьми бедными и родители не всегда могли их прокормить, так что они у нас частенько столовались. Юмор юмором, но так ее и называли "бабушка русского рока".
Она с пониманием относилась ко всем моим увлечениям, в том числе и любовным, говорила только:
- Развели здесь бардак. Пойду к соседке Нине Ивановне, раз вы такие идиоты. Потому что видеть этого не могу.
И уходила на 2 - 3 часа. Нам этого было достаточно. Она была замечательным человек.
В совсем раннем детстве я мечтал стать летчиком.
А потом, лет в 11 - 12 уже видел себя артистом. Поначалу хотел стать артистом драмы, но когда обнаружился голос, понял, что с драмой не получится: буду музыкантом.
Но какого рода музыкантом - это был вопрос.
Сначала думал стать скрипачом, но когда у человека голос появляется: Редкое удовольствие использовать то, что Господь дал. Использовать дар пения. Это огромная ответственность и огромное удовольствие.
Мой родной дядя танцевал в ансамбле под руководством Моисеева и часто ездил за границу, откуда привозил мне в подарок американские пластинки. Он, кстати, был и неплохим музыкантом-самоучкой и очень здорово играл на баяне. У него было не только желание, но и возможность приобщаться к современной музыке.
Из США, Франции и других стран он привозил самые последние пластинки, а я их слушал. Отсюда моя любовь к раннему Пресли, к Элле Фицджеральд, к Армстронгу.
Моя первая гитара была самодельной и пятиструнной. Почему она была пятиструнная, никто не знает. По-видимому, человек, который ее сам выстругал, решил, что так лучше. Может, он думал, что так красивее. Я настраивал ее на семиструнный лад. Это были мои первые опыты.
Была девочка, милая очень. Мне тогда едва-едва стукнуло 14. Причем это была такая любовь-дружба. У нас была милая веселая компания: пара девчонок-подружек, трое - четверо ребят-друзей. Мы общались, часто встречались, гуляли. И положено было в кого- то влюбиться. А поскольку она была совершенно замечательной девчонкой, я это и сделал.
У нас даже не было того, что называется романом. Это были такие детско-юношеские отношения. Дальше одного или двух поцелуев в подъезде дело не пошло. При этом, когда мы гуляли по улицам, нас охраняли мои приятели, они шли рядом. Впоследствии моя девушка влюбилась в одного из этих приятелей, и уже они ходили, а мы охраняли. У них это зашло гораздо дальше, чем у меня. Но ревности не было, потому что это друг и подруга.
После школы я начал работать. Было несколько "хитрых" идей. Во-первых, стало совершенно ясно, что я должен играть в группе, исполнять свою музыку, петь. Быть таким "супермузыкантом". Но на это не было денег. Чтобы их заработать, нужно было притвориться обыкновенным музыкантом и ездить на гастроли.
Так началось мое сотрудничество с Донецкой, Владимирской и Тульской областными филармониями. Я аккомпанировал как гитарист. Очень редко пел. Уезжал, бывало на 3 - 4 месяца, чтобы привезти побольше денег.
Иногда мои соратники по рок-группе ездили в качестве моих партнеров. Играть приходилось дурацкую эстрадную музыку, зато на заработанные деньги мы покупали аппаратуру, усилители улучшенные, барабаны качественные и новые инструменты. Нашей задачей было играть свою музыку, играть в группе, играть в Москве.
Самая первая группа, в которой я играл, была группой польских студентов. Она называлась "Тараканы". Это было в 1964 году. Я ходил в МГУ на танцы, где познакомился с этими ребятами и немножко с ними попел.
Осенью 1965 году была создана группа "Славяне". Она исполняла в основном репертуар "Битлз". Это была третья группа в Москве, которая появилась вслед за "Соколами" и "Братьями".
Весной 1966 года уже была создана группа "Скоморохи".
Так продолжалось несколько лет. В 1969 году я поступил в Гнесинский институт, на вокальный факультет. Стал заниматься классическим пением.
С гастролями стало похуже, уже некогда было ездить, но нам стали больше платить за концерты в Москве. Надо сказать, что моя карьера была довольно трудной и развивалась далеко не такими темпами, как у многих ребят сейчас. Достаточно сказать, что свою первую пластинку я записал и выпустил в возрасте около 30 лет.
Объединение в группу "Славяне" произошло на почве любви к "Битлам" и их музыке, причем совершенно случайно. Мы с моим коллегой по этой группе Мишей Турковым встретились, после того как нас обоих забраковали на "Мосфильме", где искали мальчика, умеющего играть на гитаре. Его не взяли и меня не взяли. Вот мы и решили создать бит-группу на манер "Битлз". И создали ее вдвоем, потом к нам присоединились басист и барабанщик. Так и получились "Славяне".
Продюсер? В то время о продюсере и речи быть не могло. На всю Москву был только один продюсер - Юрий Айзеншпис. Больше никаких продюсеров не было.
Мне приходилось лидировать не только по части творческой, но и в хозяйственных вопросах. Поначалу в группе "Славяне" был, конечно, Миша Турков. У него самого и у его семьи было больше финансовых возможностей.
А в группе "Скоморохи" так уж получилось, что я был самый прижимистый, что ли. И точно не выкинул бы никуда общественные деньги. Поэтому все решили, что у меня все будет в сохранности. За себя никто поручиться не мог. А за меня поручились, понимали, что никуда я их не дену. Поэтому у меня очень часто возникали проблемы с коллегами по группе. То и дело им требовались деньги на пиво, водку и на девок. Они, естественно, их не получали, поэтому бывали конфликты.
Впрочем, на девочек практически не нужно было тратиться. Они были романтичные и любили нас просто так.
В основном деньги шли на приобретение или улучшение аппаратуры и еду. Никаких там особых костюмов, шмоток, тем более машин, ни у кого не было. Этих обязательных атрибутов современного музыканта у нас не было и в помине.
Я первым начал выступать один, без группы, под гитару с тем, чтобы лучше донести свои стихи до публики. Мне говорили: зачем ты это делаешь? Через 5 лет это стали делать все. Когда я впервые сделал работу на русские стихи и на народную тематику, один мой знакомый, знаменитый саксофонист, мне сказал:
- Как ты это можешь делать?
Он же мне говорил:
- Ты приличный музыкант, зачем ты играешь этот рок-н-ролл?
Через 5 лет он сам начал играть рок.
Когда я сделал работу на русские стихи с русской музыкой и фольклорным материалом, он опять же меня высмеял и сказал:
- Как ты можешь соединять фольклорный материал с таким жестким рок-н-роллом? Это неправильно.
Я с ним поначалу спорил, потом плюнул и перестал спорить. Через несколько лет он сделал программу с использованием фольклора. Этот именно музыкант. К чему я это рассказываю? К тому, что, наверное, человек, который делает что-то раньше других, получает свои шишки. И я их, в общем-то, получил:
Я первый вышел на сцену весь в черном. Это было еще во времена Советского Союза.
Мне всегда казалось, что Владимир Высоцкий должен работать в черном. Но от своих друзей и от наших общих администраторов я узнал, что он обычно работал в темно- зеленом. Или в голубых джинсах и в зеленом свитерке. Черный цвет в его концертной одежде почти не присутствовал. Бывало, но редко. Черный свитер и зеленый брюки.
А я всегда в черном. Еще с тех времен, когда никто в черном не выступал, года с 68. И женщины не ходили тогда в черном. Сейчас весь Нью-Йорк на черном помешался, а за ним и Москва.
Я ношу черное и дома, и на работе. Коричневая кожаная куртка - это максимум, что я могу себе позволить. У меня даже маек черных штук 20. Штук 30 новых и старых свитерков - и все они черные или темно-синие.
Я покупаю одежду тех фирм, вещи которых мне идут. Если это "Версаче" или "Гуччи" - 100% мое. Они, кстати, совсем не так дорого стоят в Нью-Йорке.
Все познается в сравнении. Если, например, взять партитуры Моцарта или Бетховена, я вижу, что мне есть, куда расти. Когда я слушаю Марию Каллас, я тоже понимаю, что у меня есть варианты роста. Если же сравнивать себя с каким-либо знаменитым тенором из ныне живущих, то я вижу, что уже многое или почти все умею делать так же, как он. Зато он не умеет так петь рок-н-роллы, как я.
Если брать Рея Чарльза - я кое-что могу делать, как он, или даже лучше, чем он, а что -то, может быть очень многое, хуже. Но точно знаю, что Рей Чарльз ни при каких условиях не смог бы спеть романс Немарины из "Любовного напитка" Доницетти.
То есть я чего-то добился, а чего-то не добился.
Если к этому относиться нормально, просто анализировать, что ты можешь, а чего не можешь, то не остается времени, чтобы смотреть на себя со стороны и обозревать свой медальный профиль в попытке определить, до какой же степени ты талантлив.
На самом деле это выяснится уже после смерти, причем не сразу. Никто не может знать, что мы собой на самом деле представляем. Предполагать можно. Знать - нет.
Если у тебя много энергии, то ты можешь долгое время обходиться без признания. Но, если энергии расходуется очень много, требуется подпитка. Признание дает такую подпитку. Без подпитки трудновато. Нужно все время в себе самом находить энергетический заряд. Убеждать себя в том, что ты нужен.
Чем больше народа тебя любит, тем лучше. Хотя от качества тоже многое зависит. В качественном отношении я не обижен вниманием. В количественном отношении иногда бывали проблемы, а в качественном нет.
Главную женскую роль в моей жизни исполнила моя жена Оля. Без нее у меня не было бы такого стимула к жизни как таковой. Семья дает силы для самосовершенствования не только в профессии, но и вообще как мужчине.
Моя жена определила существенную часть моей жизни. Она определила мое положение в обществе, положение в пространстве. Если у тебя есть жена и дети, ты находишься с ними.
Это и есть положение в пространстве.
Наличие жены и детей обязывает.
Ты сразу становишься ответственным не только за себя, но и еще за тех, кто от тебя зависит.
Но... Семья мешает творчеству. Это 100%.
Сегодня это мне уже ясно.
В моем случае - мешает.
Но надо стараться как-то все соединить вместе. Я все равно нахожу время и место для творчества. Но семья мешает. Так же, как и творчество мешает семье.
В доме сразу была правильно принята схема общения с кричащим ребенком: не подходить к нему лишний раз. И на руки лишний раз не брать, когда он кричит. Это один из самых главных заветов грамотных родителей. Не давать ребенку возможности лишний раз тебя мучить. Поорет, поорет - перестанет. Если совсем разорался, тогда другое дело, может, у него что-нибудь болит. А когда ребенок просто капризничает из вредности, не стоит ему потакать.
Мои дети - Даня и Маша - очень упрямы, своенравны и очень свободолюбивы. Я доволен своими детьми, хотя имею к ним какие-то претензии. Они читают мало. Поэзию почти совсем не читают. Впрочем, может быть потом начнут этим увлекаться.
Сын окончил школу в Москве, потом закончил среднюю школу в Англии. Сейчас учится в одном из лучших английских университетов. Будет образованным человеком. Жить, очевидно, будет здесь - это уже сейчас ясно, потому что очень не любит Запад. Трудно себе представить, что он будет жить и работать там. Хотя для приобретения опыта и каких-то навыков это полезно. Я его уговариваю все-таки поработать немножко за границей, а потом уже приехать и работать здесь. У него специализация "бизнес и менеджмент".
Сын занимался музыкой 9 лет, ему оставалась пара месяцев до сдачи экзаменов, а он вдруг все забросил. Я ему сказал, что он не получит денег и моего благословения, пока не принесет диплом музыкальной школы. "Хоть выворачивайся, хоть на голове стой, но чтоб сдал на диплом. Ты учился 9 лет, мать с тобой через весь город пешком в холод и слякоть ходила, а ты вдруг проучившись не получишь диплома. Мне плевать - ты можешь потом никогда не играть, можешь забросить скрипку за шкаф, но чтоб диплом музыкальной школы у тебя был". Он понял этот момент и через 3 месяца принес диплом.
Он молодец, но и я молодец. При мне он больше не играл никогда. Но учась в школе в Англии, как-то позвонил и сказал, что ходил в местный оркестр играть. Причем играл он там лучше всех.
Я им все прощаю, но не сразу. Я кричу, но прощаю. Особенно дочь может взять меня с потрохами. Жена даже ревнует иногда и обижается, что у нее не получается со мной справиться так, как у дочери. Ей достаточно подойти ко мне и приложить свой палец к моим губам "тихо-тихо", я сразу расплываюсь. Она это знает и пользуется. Но что я могу сделать? Она из меня веревки вьет. Должен же быть хоть кто-нибудь, кто бы мог из меня веревки вить?
Она у меня любит рисовать. Занятия музыкой бросила, я не возражал. Одевает всех своих кукол и делает это здорово. Понимает в этом толк. У нее очень хороший вкус. Она уже сейчас хочет быть дизайнером, и я чувствую, что она может им быть. Может поедет в Париж учиться.
Однажды я принес домой кошку, и она у нас заболела и умерла. Дети так расстроились, что я дал себе слово: никаких животных в моем доме не будет. Поэтому у меня в доме животных и нет. Только комары, тараканы. Я их не боюсь. Они ползают, где хотят. К тому же мы часто уезжаем - куда девать животных? Когда берешь животное, за него отвечаешь, ведь мы в ответе за всех, кого приручили.
Боюсь этого момента. Неприятный момент. Философски относиться к смерти я не могу. Я привык жить с ощущением, что могу справиться, с чем угодно. А с ней - нет.
Это ощущение меня бесит, выводит из себя. То есть, как ни самосовершенствуйся, как ни упражняйся, как ни читай, как ни пой, как ни играй, как ни развивайся - с этим ты справиться не можешь. Начнешь бегать по утрам и помрешь на 5 лет раньше. Кто это может знать? Неприятно осознавать, что твои возможности ограничены.
Друзей у меня нет.
Знакомые есть, приятели есть. Но сказать - вот это друг - не получается.
Есть знакомые, которых я очень давно знаю. И близкие знакомые, к которым я очень хорошо отношусь. Но друг: Наверное, мне это не дано.
Может быть, потому, что я одинокий человек и люблю быть один.
К тому, что женщины обращают на тебя внимание, быстро привыкаешь, и это становится составной частью жизни. Ведь всем известно, что можно быть не очень красивым, совсем не соответствовать стандартам художественных фильмов и, тем не менее, иметь успех.
Я пользовался успехом. Мне, наверное, помогало то, что я играл и пел. Стою, пою, играю на гитаре, вокруг меня девушки.
Впрочем, профессия артиста иногда и мешает. Многие женщины относятся к тебе не очень серьезно, считая, что они - только эпизод в твоей жизни. А раз так, то совершенно незачем на тебя обращать внимание. Мужчины часто добиваются женщин, используя аргументацию типа: "Да ты моя единственная, да ты моя самая такая". А потом исчезают. Я не мог так говорить. Они и без того понимали, что будут в моей жизни лишь эпизодом: Хотя все женщины, которые у меня были, мне вспоминаются и все интересны.
Победы над женщинами приносят определенное удовлетворение. Хотя лично я никогда не трактовал роман как победу. В моих отношениях с женщинами всегда был элемент фантазии.
Ты привыкаешь к тому, что тебе говорят хорошие вещи. Это касается не только общения с людьми, но и профессии. Ты привыкаешь к тому, что тебя окружают красивые женщины, умные ребята. Ты стараешься соответствовать тому, что они о тебе думают, должен больше знать, быть более контактным.
И при этой репутации сохранять свою независимость.
Между всех этих Сцилл и Харибд надо уметь находиться.
Я и представления в детстве не имел, что я стану тем, кем я стал, и что я буду иметь то значение, которое я сейчас имею. Я даже в самых розовых снах предвидеть не мог, что от моего слова будет зависеть так много. И то, что я говорю, будет кому-то известно. И какие-то люди из других городов будут мне звонить и писать, выражая какое -то сопереживание.
У меня никогда не было желания добиться славы. Я просто хотел быть свободным, независимым. Хотел, чтобы мне никто ничего не указывал. А о чем большем я и не мечтал. Думал, что, если буду свободным и независимым, то все остальное не имеет особого значения. Что, собственно говоря, и получилось. Свобода и независимость создали меня таким, какой я есть. А деньги и слава сами пришли.
У меня такое ощущение, что я могу помереть до того, как приступлю к записи. Может, в этом и есть кайф. Написать гениальное произведение, и чтобы никто об этом не узнал.
Я боюсь начать работу, потому что тогда мне придется бросить вообще все. А я пока не готов бросить все. Есть несколько серьезных недоделанных дел, которые нужно закончить: достроить дом и театр.
Театр активно строится при поддержке правительства Москвы и мэра лично. И я очень благодарен Лужкову за это. Он не отказался от своих слов, сказанных мне несколько лет назад, что он будет поддерживать идею создания музыкального театра с моим участием.
Мэр лишний раз доказал, что он человек слова. Предполагается, что в течение пары лет будет завершена реконструкция.
А потом будем открывать театр, петь и плясать. Выпивать и закусывать.
Меня один гипнотизер пытался загипнотизировать: Кончилось дело тем, что он сам чуть не уснул. Стал ходить вокруг меня, пассы какие-то делать. "В сон чего-то клонит", - говорит. Ну, я ему сказал: "Иди на кошках потренируйся сначала".
Я верующий, православный верующий, но не считаю, что мне нужно ходить в церковь, чтобы веровать. Хотя с уважением отношусь к священникам, в особенности к тем, с кем близко знаком. Но мне не нужен посредник.
Рассказываю. К Папе Римскому приезжает Билл Клинтон, у него на столе три телефона: белый, красный и синий. Клинтон спрашивает, что это за телефоны. Папа Римский говорит: - Синий - цвет американского флага - это с Вами говорить, красный - это в Кремль, а белый - к Господу Богу.
Клинтон говорит:
- Как интересно. Я бы хотел поговорить с Господом Богом.
Папа Римский:
- Ну, это стоит денег. 5400 долларов за минуту.
Клинтон сказал, что он поиздержался и у него нет таких средств. Через некоторое время Клинтон приезжает в Иерусалим, встречается с местным премьером, у того на столе тоже оказывается три телефона такой же расцветки. Клинтон спросил, зачем они нужны.
- Ну, у нас несколько по иному трактуются цвета. Белый телефон - это в Белый дом, красный - это в Кремль, а синий - это национальный израильский цвет - непосредственно к Господу Богу.
- У вас тоже, наверное, платный звонок?
- Да. 6 центов в минуту.
Клинтон недоумевает:
- Как же так? У Папы Римского 5400, а у вас всего 6 центов.
На это премьер-министр Израиля ответил:
- Вы знаете, у него - междугородный, а у меня - прямой.
Вот у меня то же самое - прямая связь с Господом Богом. Да. И бесплатная.
