Столик на двоих в "Вечернем клубе"

- На вашем юбилейном концерте обращали на себя внимание дамы. преподносящие цветы. Стойкие поклонницы. Помните ли вы аудиторию 60-х?

- Конечно! Было совсем иначе. Все только начиналось. Со стороны публики это было чисто интуитивное влечение. Были заинтересованность, испуг. Оглядывались по сторонам, а в особенности когда слышали острые тексты. Сегодня - полная раскованность, граничащая с расхлябанностью, с хамством...

Сейчас нашей публике предстоит пройти следующий этап - научиться сдерживать хамское в себе и радоваться искренне, по-доброму тому, что происходит на сцене, научиться оценивать истинное умение певца, музыканта. Это долгий процесс. Но переход от зажатости к свободе уже произошел.

- Власти наши всегда с подозрением относились к року перед этим - к джазу. Но они тем не менее с роком заигрывали, выпускали его понемногу из подвалов, не так ли?

- Вот именно, понемногу. Дозированно. Мне разрешали петь мои песни в зале, но запрещали - во дворцах спорта. Если к одной песне не придерутся, так - к другой или третьей. Их пугало, что 10 тысяч человек будут слушать "Батон за 28".

Почему они так боялись митингов первых? Они за себя боялись. На воре и шапка горит. А вдруг поймут, кто виноват на самом деле. Они прекрасно понимали, откуда может прийти опасность. И мы прекрасно понимали, что у них есть основание нас опасаться и ко всему были готовы. Я не удивился, когда в Киеве из обкома прибежали посмотреть, почему публика так бурно себя ведет на моих концертах. Я не удивился, когда в 81-м теперешний наш президент, а тогдашний свердловский секретарь Ельцин запретил мои концерты. Не сам лично, возможно...

"Антисоветскую" песню "О Высоцком" мне запрещали петь везде. И когда я ее пел, несмотря на запрет, я знал, на что иду. Время было глухое. Когда в 85-м или, может, в 86-м милиция что-то сделала с Шевчуком, об этом все узнали. Кинчева кто-то оскорбил или жену его - об этом вся страна узнала. А когда из нас кого-то забирали или избивали, ни одна живая душа об этом не могла узнать. Так что смелость тогда и сейчас измеряется разными мерками. К Белому дому приходили, потому что не прийти было нельзя. Как не прийти, когда там уже 100 тысяч собралось? А вот стоять вшестером на площади, как Богораз с друзьями в 68-м...

- У вас, оказывается, личный счет к Ельцину? Влияет ли это на ваше восприятие его в новой политической роли?

- У меня нет счета и не было. Я исполнял злые песни про партию, которую он представлял, вот и все. Не думаю, что у него было личное отношение ко мне. Ему доложили - "чуждое искусство"... Разумеется, это не избавляет его от ответственности за снятие концерта.

(Прим. авторов: УКАЗ ПРЕЗИДЕНТА РОССИЙСКОЙ ФЕДЕРАЦИИ О присвоении почетного звания "Народный артист Российской Федерации" Градскому А.Б.)

- Помимо идеологического барьера на пути рока был и остается сейчас барьер возрастной. Взрослых рок пугает. Концерты рок-музыки, считают многие, подходящая среда для проявления запрограммированной (генетически) агрессивности молодежи.

- Слово "агрессивность" нельзя употреблять в разговоре о роке. Это активная музыка. Собираются люди, получающие удовольствие от активной музыки. Они же не заставляют прохожих трястись вместе с ними.

- Но порой бьют стекла в электричках, разбивают лампы на эскалаторах в метро!

- Можно то же самое делать, просто напившись портвейна.

- В том-то и дело, аналогия слишком очевидна...

- Понимаю, приведу другой пример. Лет 40 назад на концерте Лемешева его поклонники тоже поломали стулья. Музыка тут ни при чем. Тут другое. Массы. Огромные толпы, и потому гораздо больше, чем в камерной аудитории, людей, способных впадать в экстаз. Если в аудитории в 100 человек найдется один такой, то на 10 тысяч в Лужниках таких уже сотни. Они и творят всякие мерзости, на футболе такие вещи случаются регулярно.

- Футбол - это жестокое противоборство, провоцирующее некоторых на трибунах.

- Ну, может, что-то похожее на провокационный элемент присутствует в роке. Активная ритмика, основа рока, вызывает у людей яркую реакцию приятия или неприятия. И вот классическая ситуация: человек, не желающий принимать не интересную ему музыку, закрывается от нее как бы "броней", а рок-музыка взрывает эту броню с легкостью. Вот откуда раздражение. Покой людей нарушается, но рок тут ни при чем.

Действие рока (но и всей музыки) подобно действию наркотика: в малых дозах это приятно, в больших - увы. Но огромное большинство любителей рок-музыки нормальные люди, и они, подчеркиваю, никого не призывают разделить их увлечение. Они не затаскивают писателя Распутина в дискотеку.

- Распутин, Белов - писатели-"почвенники" наступают на рок с другой позиции - как охранители национальных традиций в культуре.

- О, с ними очень легко спорить. Ведь вот что любопытно. Пока отечественный рок был англоязычным и как бы американским, буржуазным, ужасным, хоть вешай его, эти уважаемые писатели молчали, а когда появился русский рок и стал таким образом фактом русского искусства, началась принципиальная борьба. А как бороться? Навесили всегда лежащий под рукой ярлык космополитизма. Но подумайте: ведь опера, симфония, балет придуманы не в России.

- Переход от англоязычия к русскому в нашей рок-музыке - когда и при каких обстоятельствах это призошло?

- Русский язык для рока неподходящий. Но настало время, это было в 66-м году, когда я понял, что даже достигнув совершенства в исполнении моих любимых вещей, я окажусь в тупике. Да просто-напросто это было мне не интересно. А вот работать над русским текстом, наоборот, было интересно.

Мне помогла известная статья Маяковского "Как делать стихи". Он предложил систему деления слов по слогам, позволяющую создать рифмы, не только в конце строк, но и внутри. Получилась гибкая конструкция, влезающая в жесткие рамки рока. Фраза приобретала стремительность, пластичность. Так был найден ключ.

"Скоморохи" стали петь "русские" вещи в 66-м году. А это в свою очередь довольно неожиданно для нас привело к тому, что мы из танц-зала перешли на эстраду концертную. Мы ведь очень долго играли только на танцах. А тут смотрим: публика и танцует, и слушает. Кто-то в конце зала пляшет, а в основном стоят полукругом и слушают. Тут-то мы и догадались: надо пробовать концерт.

Это был сложный переход от танцевального "сэйшнового" образа к эстрадно-артистическому. Спустя много лет, пройдя этап сидящей и слушающей публики, мы ринулись к "сэйшн", но уже в новом качестве, конечно. Теперь кто хочет - слушает, кто хочет - танцует. Толпа стоит перед сценой и создает себе кумира.

- Причем каждые несколько лет нового... Что это, ветреность юной аудитории рока или закон жанра, требующий постоянного обновления стиля?

- Тут сложнее. Вот, к примеру, Шевчук уже в 81-м, 82-м делал то, что и сейчас, но популярность пришла к нему только в 87-м. Он дождался своего часа - времени, когда аудитория дорастет до понимания именно таких вещей.

Я своего часа никогда не мог дождаться. Может это невезение, может, закономерность.

Тут вот что происходит. Когда ты что-то открываешь: новый язык, новый образ - поначалу это принимают немногие. Мало-помалу этот образ становится более привычным, и уже не только ты один этот образ отрабатываешь. И в тот момент, когда публика созрела для того, чтобы полюбить и принять это всей душой, именно в этот момент, не позже, не раньше, появляется человек, угадывающий ситуацию. Именно он становится кумиром. Так очень вовремя появился Макаревич, спустя пять лет после того, как я оставил придуманный мной образ, оставил потому, что мне стало скучно в этом образе жить. Тут пришел Андрей, взял за основу стандарт, что я наработал, добавил потрясающую индивидуальность, доверительность и стал кумиром уже подготовленной аудитории. Я так это вижу. Он может думать что угодно, но мне очень просто это анализировать, потому что я профессиональный музыкант, я могу разложить все это по полкам.

Затем вот что было. То, чем я занимался в 69-м, 70-м, изысканиями в сфере экзистенциализма, стало доходить до публики гораздо позже, в конце 70-х. Тут появился Гребенщиков, который возвел это все в систему, довел, что называется до ума. Тут совпадение, удачное совпадение во времени появления таланта и готовности аудитории за этим талантом пойти.

- Наверное, этот процесс органичный, музыкальный процесс, тут ведь речь не идет о заимствовании?

- Разумеется! Когда толпа устала от художественного изыска и потребовалась разрядка, появлялись группы панковые, постпанковые - "Звуки My", "Алиса". Появились новые люди... Вот такой ряд выстраивается: Юра Ермаков, Градский, чуть позже Ситковецкий, Макаревич, Гребенщиков, ленинградская волна. После этого - свердловская волна, такие группы, как "Наутилус", "Агата Кристи"...

Мало-помалу создается организация людей, работающих в этом жанре, уже весьма разветвленном, с командами хард-рока и так далее...

- А что дальше? Что ожидает русский рок в условиях безграничной свободы?

- Я убежден, что наш рок будет развиваться в сторону роста профессионализма, и со временем, может быть, произойдет то, что не произошло до сих пор: русский рок сделается общемировым явлением. Пока об этом говорить не приходится.