ВЛЯПАЛИСЬ!

Первые роли Леонида Ярмольника были сплошь злодейскими. И недаром. У него внешность такая — сразу видно: не наш человек. И при этом постоянно улыбается. Глупо, как мороженое, взрывчато, как лампочка, разлаписто, как цыпленок табака, - все из его любимого репертуара. Он не актер — он социальный тип, порождение застоя и перерождение перестройки. Его хочется писать с маленькой буквы: все эти, мол, ярмольники, крамольники, раскольники, охальники... А между тем всмотритесь в его глаза! Если не чаплинский взгляд побитой собаки, то, во всяком случае, взор доверчивого ожидания, робкой надежды на твое понимание, на веселый и дружеский отклик собеседника. Когда-нибудь, я уверен, у Ярмольника будет свой театр. Я пошел бы туда завлитом, — я знаю, какая драматургия будет ему впондан. Но пока — радиошоу. Потешное! Безалаберное! Временами - безумно смешное. Но с блестками вполне серьезных и трогательных откровений, одно из которых хочется сегодня распахнуть перед читателем.

На этот раз собеседником Ярмольника был Александр Градский, мировая знаменитость, - певец и музыкант, бард и менестрель.

- Саша, я сейчас подумал... Я тебя знаю очень много лет. Помню то время... Ты сейчас примешься возражать!

- Возражаю!

- То время, когда ты еще был страшным пижоном! Когда ты вообще считал, что никто петь не умеет.

- Я и по сей день так считаю. Ты, по крайней мере, петь не умеешь.

- Нет, я о тех, кто поет, но петь не имеет права, потому что плохо поет.

- И таких полно.

- Но ты сейчас - в силу возраста, что ли, — стал более снисходительным. Перестал об этом говорить.

- Леня, я перестал об этом говорить, потому что считаю это свершившимся фактом, и говорить об этом излишне.

- Понятно. Но я хочу поговорить о том времени, когда Градский стал тем Градским, которого все полюбили. Это произошло сразу после картины «Романс о влюбленных».

- Да. 73-й год...

- Или 74-й.

- Фильм вышел в 74-м, а в 73-м я работал над музыкой к нему.

- Работал с замечательным режиссером. Самоутверждался. Ты очень хотел «попасть» в материал.

- Да, хотел попасть, и я именно «попал» в этот материал. Как идешь по улице и вдруг - «попал»!

- Нет, ну Андрон...

- И Андрон «попал»! Кстати, и с этим материалом «попал», и с другим потом тоже «попал», и все мы «попали»! В особенности тогда, когда там флаг развевался во весь экран... Нас посмотрело очень много народу, очень! Они тоже «попали»!

- Ну, раз все «попали», когда вы будете расплачиваться?

- Расплачиваться мы начали сразу, ведь, когда «попадешь», надо же все- таки как-то очиститься... Что я и начал делать. Я рано понял, что не туда «попал». То есть я не отказываюсь ни от этой картины, ни от этой музыки, ни от этих песен. Честно сказать, мне очень нравятся куски в этом фильме...

- Я даже знаю, какие!

- Наверное. Но необязательно музыкальные.

- Я думаю, лирические куски... Там, где правда.

- Да, где правда близко. Знаешь, там даже есть куски вымысла такого, «псевдовымысла», которые мне нравятся. А вся картина мне сейчас не нравится.

- Что поделаешь, ты стал на семнадцать лет умнее!

- Но я помню — мне эта картина страшно нравилась. Страшно! И ты знаешь, где я сломался? Об этом мало кто знает, но из-за этого мы в каком-то конфликте с Андроном Кончаловским до сих пор. Хотя я его очень люблю, уважаю, но холодок между нами все-таки есть. А возникло это вот когда. Я уже много раз смотрел картину, поскольку был автором музыки, и это было просто моим повседневным трудом. Я должен был смотреть, сочетать... что лучше, что хуже, предлагать какие-то варианты. И наш фильм, и один фильм другого режиссера были закончены одновременно.

- Какого другого?

- Сейчас поймешь. В очередной раз я смотрел куски из «Романса...» и вдруг увидел рядом, в соседнем просмотровом зале, группу людей. Они собирались просматривать свой фильм. У меня было время, и я напросился. Я был человеком, далеким от кинематографа, от такого кинематографа. Я смотрел по телевизору фильмы типа «Простая история», всегда мне нравились исторические фильмы - «Александр Суворов»... Смотрел фильмы революционной тематики... Американские боевики смотрел: «Великолепную семерку» раз пятнадцать, наверное! И вдруг я попал в просмотровый зал и увидел такую картину! Это было потрясающее впечатление! Когда я вышел из просмотрового зала, у меня жутко болела голова Я мальчик был совсем. 24 года. Гонор-то у меня был, конечно, серьезный, но восприятие-то юношеское. Кстати, это слышно в «Романсе о влюбленных». Я поэтому и люблю, наверное, эту картину. Не целиком, а вот эти куски, потому что я там был молодым, юным... Чего мне сейчас не удастся, даже если я сумею сымитировать этот юный голос.

- Эмоционально это уже невозможно!

- Да, я уже совсем не такой, конечно. Так вот: Захожу я после этого фильма в монтажную к Андрону Кончаловскому, и, поскольку мы были друзьями, целые дни мы практически были вместе. Обсуждали... Я пел что-то... Он ведь, кстати, тоже музыкант — учился игре на фортепиано, учился в консерватории, между прочим. То есть он человек, соображающий в музыке. И как-то духовно мы были очень близки... Он, конечно, старше. Я пацан, так сказать, и разные жизненные сферы. Но мы сошлись, и мы общались на дружеском уровне. Между нами не было отношений заказчики и исполнителя. Было дружеское общение. И будучи человеком в то время еще очень наивным (но и сейчас это, может быть, во мне осталось), я ему говорю: «Андрон, какую мы с тобой лажу сделали. Ты знаешь такого режиссера — Тарковского?» Оказывается, Андрон был однокурсником Андрея, они вместе писали сценарий «Рублева». Но потом у них началась большая напряженность. А я, ничего этого не зная, гну свое: «Представляешь, я сейчас видел его картину, она называется «Зеркало», - грандиозное кино! А мы с тобой сделали какую-то ерунду». Представляешь, да?

- М-да. Представляю.

- То есть подтекст был такой: давай поднатужимся и покажем, на что мы способны. Но Андрон смертельно, обиделся.

- Тебя это удивляет?

- Он обиделся! Он ничего не сказал, но в результате потом появилось его интервью, где он говорил обо мне, ну, скажем так, не очень доброжелательно. С той поры я не работаю с ним. О чем жалею, потому что он режиссер интереснейший... Мы встречались тут недавно, за столом, прелестно беседовали, но... И он помнил о том случае, и я помнил. Я смотрю в его глаза и вижу, как он в принципе ко мне относится. А он смотрит на меня и знает, как я к нему отношусь. Вот тот случай, когда можно показать, на чем люди, которые занимаются творчеством, пытаются заниматься творчеством, на чем они могут разойтись, на какой ерунде... Навсегда разойтись...

Этот фрагмент не пошел в программу. Разве не жаль?

Подготовил К. ВЛАДИМИРОВ

Фото А. Белянчева, И. Гневашева