Без прошлого нет настоящего. Без настоящего невозможно будущее. Две эти прописные философские истины — суть разумного существования человека. И когда их забывают или же, что самое страшное, сознательно игнорируют, начинают происходить удивительные по своей абсурдности вещи, совокупность которых со временем становится нормой поведения, критерием оценки себя и окружающих. Вот об этом и пойдет сегодня разговор, в котором примут участие композитор, певец и музыкант Александр Градский и автор данного материала. Естественно, что речь будет о музыке, о порой ностальгическом прошлом, о настоящем и, возможно, немного о будущем. Ведь, позволю себе еще раз напомнить «прописную» истину, музыка — это та специфическая область общечеловеческой культуры, где особенно резко проявляется уровень развития как самого общества в целом, так и конкретных его представителей в частности.
Почему, особенно в последнее время, мы так часто обращаемся к прошлому? Наверное, не только потому, что, устав от повседневной неразберихи, пустословия и откровенной пошлости, пытаемся мысленно вернуться в те светлые и радостные дни, которые были у каждого, но и для того, чтобы постараться объяснить день сегодняшний, понять окружающих да и самих себя. Так и разговор наш начался с тех давних времен, когда восьмилетнего Сашу Градского в 1957 году родители привезли с Урала в Москву.
— Учился я сначала в музыкальной школе по классу скрипки. Потом уже был и Институт Гнесиных, где занимался оперным вокалом, композиторский факультет консерватории с моим руководителем Тихоном Николаевичем Хренниковым. А вот первый раз начал играть в группе, по-моему, году в 1964-м. Это была команда ребят из Польши — студентов МГУ, — и называлась она «Тараканы». Все казалось необычным, захватывающим. Еще только-только до нас стали доходить волны битломании, повального увлечения рок-музыкой. В 1965 году появились наши «Славяне» и «Скифы», а уже в следующем — «Скоморохи», которых помнят и сегодня. Это были: Юра Шахназаров (бас-гитара), Лерман Саша (гитара и клавишные), Юра Фокин (ударные) и я. Сотрудничал с нами в разное время Игорь Сеульский. Мы все, кроме Фокина, сочиняли песни. Я тоже играл на гитаре и пел. А концерты «Скоморохов» строили таким образом: первое отделение исполняли собственные композиции, второе — Запад.
— Да, согласен с тобой, время было захватывающее. Все эти записи на «ребрах», каждая новая услышанная вещь — откровение, штурмы клубов с концертами уже наших пионеров рока. К тому же все, по-моему, было честнее и в восприятии, и в отдаче, без дешевой показухи, за которой ничего нет. И, в общем-то, ты довольно долго был со «Скоморохами», лет семь-восемь. Потом вы разлетелись. Фокин, к примеру, оказался в недолговечных «Цветах» с Наминым и Лосевым, потом вообще уехал в Штаты, а ты пошел один.
— Спасибо, что рассказал. Пошел один я в 1974-м. Решил все делать сам. Пришло время выбирать. А если собираешься делать что-то стоящее, всегда оказываешься перед выбором, всегда что-то теряешь и приобретаешь вновь.
— Помню, когда вышел на экраны фильм «Романс о влюбленных» в 1976 году с твоей музыкой, многие наши рок-фены говорили, что вот, мол, Градский продался, а уж когда тебя в 1987-м в Союз композиторов приняли, тут уж некоторые ретивые борцы за «рок-чистоту» прямо из себя выходили.
— Мне на все это наплевать. Я — профессиональный музыкант, а не дворово-подъездный самоучка. То, что я делал и делаю, — это моя работа. Вот я написал музыку к тридцати фильмам и честно тебе скажу, далеко не все мне там нравится. Но тем не менее, нравится мне или нет, это — моя работа, и делать я ее должен на высоком уровне, не халтурить. И тот, кто умеет играть, сочинять, петь, и деньги должен получать за это. Так — везде, так должно и быть. А спекулировать на непризнанной гениальности, у которой, как ты сам сказал, кроме дешевой показухи, ничего нет, проще всего. Куда труднее стать профессионалом. Каждый должен быть на своем месте — это закон развития общества, его культуры. А то у нас сапоги уже много лет пирожники тачают, а пироги соответственно сапожники пекут. Очень уж многие придумали себе, что они способны быть кем угодно, но не хотят быть теми, кто они есть на самом деле.
— Все правильно говоришь. Вот сейчас уже начинают рассуждать о кризисе советского рока. Что это и закономерно, и другого ожидать не приходилось, и выдохлись ребятки за два с небольшим года. А ведь, уверен, — не понимают того, что кризис этот — кризис и нашего культурного уровня, результат расхожей формулы «за что боролись, на то и напоролись». Одного страстного желания вдруг занять место, будто бы давно нас ожидавшее, на мировой рок-сцене оказалось мало. Потребовалось еще умение играть, петь и сочинять, а не только произносить заумные слова со смутным содержанием, которые и самим-то часто непонятны, но вроде бы на злобу дня.
— Так и есть. На ровном месте ничего не бывает.
Дело в корнях, приемственности. А то у нас как получается, все новое, зачастую убогое, перечеркивает старое и так далее. Наши «специалисты» и «мудрые наставники» в области культуры долгое время плодотворно и самозабвенно уничтожали один жанр за счет другого, что и принесло «прекрасные» результаты. В семидесятых рок уничтожали за счет классики и разных там ВИА, а теперь — наоборот — невооруженным глазом наблюдается настоящее засилие дешевого и примитивного псевдорока. А где нет разумной гармонии, права выбора, — нет и хорошего уровня, зато есть массовая аудитория и ее кумиры, достойные друг друга. Почему на Западе, скажем, любой гитарист самого заурядного ансамбля, по их меркам, играет интереснее многих наших «звезд»? Да потому, что общий средний уровень музыкальной культуры намного выше нашего и особенно у молодежи. А ведь именно из этого уровня со временем появляются настоящие исполнители, обладающие высоким профессионализмом, творческим видением, фантазией. И они к тому же не замыкаются в рамках только конкретного жанра, а со временем пробуют себя, и не безуспешно, в других, не боясь предать свои изначальные привязанности и изменить старым симпатиям.
— Что уж там говорить, аудитория наша действительно достойна своих любимцев, хотя вины в этом ее немного. Когда весь наш рок-бум начался, потеснили штатных представителей эстрады, показалось вначале — сколько всего нового, теперь-то только и слушать да смотреть. А в результате: раз, два и обчелся. А ведь находятся ребятки, которые объявляют свои любимые коллективы ни много ни мало — выразителями мыслей и чаяний целого поколения.
Но хочется верить — заявление сделано с определенной натяжкой. Даже великие рок-мены и рок-вумены прошлых славных лет никогда на подобное не претендовали, а просто работали, создавая хорошую музыку, которую слушают и по сей день.
— Я вообще не понимаю, как можно быть выразителем чего-то там целого поколения. По-моему, это означает, что музыкант находится на одном уровне с ним, зачастую на уровне толпы. Что может быть хуже для творческого человека — придумать трудно. Он обязан быть несравнимо выше, хотя и не уединяться в башне из слоновой кости. Настоящий артист должен давать аудитории всегда что-то новое: заряд эмоций, чувств, мыслей. Люди с удовольствием идут на концерт, когда надеются получить не очередную надоевшую порцию эрцаз-культуры. Ведь их вкусы постоянно меняются и многие ежеминутные знаменитости быстро уходят туда, откуда пришли, не сумев творчески переориентироваться и сохранить старых поклонников или же приобрести новых. Ты вот вспоминал, как меня обвиняли в конъюнктуре и прочих, связанных с ней, грехах. Да, я сознательно решил добиться, что и сделал, официального признания. И главным критерием здесь должно быть следующее: насколько артист остается честным после этого, не предает своих прежних идеалов, друзей. А в подобном меня обвинить никто никогда не мог. На мои концерты ходят самые разные люди и по возрасту, и по образованию, к примеру. Меня это безусловно радует — по-видимому, удается сохранять чувство времени. По большому счету, чувствовать конъюнктуру — это не мелкий расчет постоянно нравиться толпе, потакать ее вкусам, а способность сохранять именно то самое чувство времени.
— Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты. Когда приходится слышать от человека, что его чувства и мысли выражает какая-нибудь одна группа, мне с ним все заранее ясно. А вот интересно, каковы твои привязанности?
— Люблю вообще всю классику, в особенности Чайковского, Мендельсона, Стравинского, Шостаковича, Шнитке. Люблю, естественно, и рок: Литл Ричарда, к примеру, Элвиса Пресли, «Битлз», кое-что из «Роллинг Стоунз», «Кинкс», «Дорз», «Пинк Флойд», «Полис», «Лед Зеппелин», Брюса Спрингстина. Короче — хорошую музыку. Из наших нравятся «ДДТ», «Наутилус», «Машина времени». Теперь со мной все ясно? Хотя о том, что «ДДТ» выражает мою суть, речи не идет.
— Ну, в общих чертах, да. Тем более был уверен, что среди твоих привязанностей не найдется места для «Бони М» или же «Ласкового мая». А вот интересно, сам Градский чем сейчас занимается? Мне, например, известно следующее. На сегодня у него — тринадцать вышедших альбомов: одиннадцать вокальных сюит, опера «Стадион» и балет «Человек». Начиная с первого диска «Русские песни» все последующие, будь то «Размышления шута», «Звезда полей» или «Утопия А. Г.», нашли своего слушателя. А каковы дела сейчас?
— Я стараюсь использовать в своей музыке весь накопленный творческий багаж. И поэтому ее можно определить как современную камерную с элементами различных направлений. В фильме «Узник замка Иф» по роману А. Дюма «Граф Монте Кристо», к примеру, звучит моя музыка, где есть и электронное звучание, и рок, и симфония. В любой моей работе всегда присутствует какая-то мысль, идея, но при ее выборе для меня многое — случайность. Идею балета «Человек» мне подсказала одна из важнейших проблем нашей жизни — проблема человека среди себе подобных. Ведь нередко он горюет из-за поломки автомашины больше, чем из-за потери друга. Все сильнее чувствуется безразличие к ближнему, одиночество в обществе «здоровых коллективов». Чем я сейчас занимаюсь. Продолжаю работать над оперой по пьесе Павла Грушко «Было или не было». В основе всего этого — роман М. Булгакова «Мастер и Маргарита». Думаю сделать три-четыре пластинки. Вместе со мной — сам Паша Грушко, Сергей Зенько, наш саксофонист, Володя Васильков, ударные, техническая группа: Володя Шилов, Виктор Глазков, Сергей Ремизов. Работать интересно, так как делаем общее дело и понимаем друг друга, а это для творчества очень важно. Еще пишу музыку к новому фильму «Одесские рассказы».
— А помимо студийной работы? Ведь с именем Градского связаны Рок-клуб, появление новых имен на нашей рок-сцене. Наверное, и с Западом намечается что-то делать.
— О Рок-клубе уже можно забыть. Посмотрим, что теперь получится из «Соварта». Это такая новая организация при Управлении культуры Моссовета: музыка, гастроли, записи, публикации и прочее. Наставничеством по большому счету я не занимаюсь. Иногда, правда, приходят ко мне за помощью, советом. Стараюсь по возможности не отказывать. Если музыкант действительно интересен, я готов ему помогать, используя свои знания и авторитет, кстати — результат моего официального признания. Теперь о Западе. Сейчас ведь очень модно лезть туда со своей далеко не всегда «музыкой». Зато как красиво звучит:
«Едем в Бундес пластинку делать» или «Устали так от гастролей по Штатам!» Конечно же, для меня не безынтересны новые возможности сотрудничества. Приходилось работать с Лайзой Минелли, Крисом Кристофферсоном, Джоном Денвером и Дайаной Уорвик. Играл с Карлом Андерсоном из группы «Уэзер Рипорт», ансамблем «Грейтфул Дэд». Гастролей своих не было. А вот качественную пластинку сделать хотелось бы. Хотя очень многое сложно. Нужно найти надежного партнера, завязать по-настоящему деловые контакты, просчитать возможный интерес к музыкальному материалу, который должен быть оригинальным и в то же время понятным зарубежному слушателю.
Вот такой получился разговор у автора с Александром Градским. И если одному что-то из него не понравилось, а другой согласно кивнул головой, то говорили не зря.