Мечта о России

Фирма «Мелодия» подготовила к выпуску сюиту А. Градского «Ностальгия» на стихи В. Набокова. Эта работа завершает более чем десятилетний труд певца и композитора над вокальными циклами, записанными в разное время и появившимися в грамзаписи в течение последних нескольких лет. Это и «Размышления шута» (С60 26447 004) — сюита на стихи Р. Бернса, У. Шекспира, А. Вознесенского, А. Градского, записанная в 1971—1974 годах, и «Сатиры» Саши Черного (С60 25479 003), появившиеся в 1980 году, и «Сама жизнь» (С60 21435 000) — песни на стихи П. Элюара — 1981, и сюита «Русские песни» (С60 14621 006) — 1976—1979, и «Звезда полей» (С60 24579 004), созданная в 1982 году на стихи Н. Рубцова, и «Утопия А. Г.» (С60 26445 009) — сюита на стихи П. Беранже, П. Шелли, Р. Бернса — 1979, и «Флейта и рояль» (С60 27091 005) — вокальная сюита на стихи В. Маяковского и Б. Пастернака, 1983. «Ностальгия» — последнее по времени создания и выпуску произведение, подводящее итог большому периоду творчества композитора. Интервью нашего корреспондента П. КИРСАНОВА с Александром ГРАДСКИМ посвящено истории создания сюиты, творческим и эстетическим проблемам современной музыки.

— Вокальная сюита «Ностальгия» — это первая интерпретация произведений Владимира Набокова в советском искусстве. Знакомство с наследием Набокова только начинается. Лишь в конце 1986 года в журнале «Москва» (№ 12) было опубликовано первое крупное произведение писателя — роман «Защита Лужина». Отдельные стихотворения, эссе печатались и в других изданиях, но говорить об известности Набокова широкому кругу читателей пока еще рано. Не боялись ли вы разочаровать слушателей, чей интерес к имени поэта подогрет бурными дискуссиями, обсуждениями, а сами стихи, далекие от злободневности, политики, вовсе несенсационны?

— Когда я начинал работу над «Ностальгией», то не предполагал, что она когда-нибудь появится в грамзаписи, дойдет до слушателей. В 1983—1984 годах, в период записи сюиты, о Набокове не вспоминали, с его стихами и прозой был мало кто знаком. Как и другие свои сочинения, я не предполагал ее тиражировать, это была творческая работа, бесперспективная, если хотите, в коммерческом отношении. Лично для меня музыка к стихам Набокова, исполнение сюиты — логические продолжения работы над другими циклами, поиск самовыражения.

— Наследие Набокова оценивается по-разному: с одной стороны, признается двуязычный «феномен писателя», его стилистические и художественные открытия, с другой — немало говорится и о рационализме его произведений, лишенных духа народности, далеких от традиций русской классики. Что вас привлекло в его поэзии?

— В 1976 году мне впервые дали прочесть роман «Приглашение на казнь», и с тех пор я уже не расставался с произведениями Набокова. Прочел я практически все, что было им написано, Набоков стал для меня одним из немногих писателей, которых я перечитываю постоянно. Только Булгакова читаю с таким же вниманием, наверно потому, что вот уже четыре года пишу оперу «Мастер и Маргарита». Но наследие Набокова требует не только знакомства, но и изучения. Для меня его стихи и романы — это прежде всего духовная связь с культурой России прошлого века, с творчеством Пушкина, Лермонтова, Гоголя. Начиная с романа «Машенька», написанного еще в 1926 году, память о России в творчестве Набокова отчетливо окрашена ностальгической интонацией, которая становится главным стержнем всего его творчества. Излюбленные набоковские образы природы — «Россия запахов, оттенков, звуков, огромных облаков над сенокосом...» — все это я пытался передать в пении, музыке.

— Существуют ли какие-нибудь принципиальные отличия «Ностальгии» от других ваших вокальных сюит, циклов?

— Принципиальных, наверно, нет. Но в «Ностальгии», может быть, впервые я попытался соединить несоединимое — различные стили, разную по характеру музыку. Если в сюите, например, на стихи П. Элюара, музыка выдержана в едином «французском духе», трактована однозначно, то в сюите на стихи Набокова использованы и цыганский романс, и русская классика, и элементы рок-музыки (риффовая структура, игра ударных). Подобная полистилистика не противоречила набоковским стихам. Он оставлял за собой, перефразируя Пушкина, право «в горах Америки моей вздыхать о северной России».

«Ностальгия» — единственное произведение, которое я до сих пор слушаю с удовольствием, остальные уже утратили для меня прелесть новизны.

— Существует ли концертный вариант сюиты?

— Нет. Отдельные фрагменты — к примеру, романс «Отвяжись, я тебя умоляю...» — вставлял в концертные выступления. Целиком исполнить на сцене сюиту очень сложно, к этому не подготовлены ни музыканты, ни слушатели. Несколько лет назад я составил программы для компьютера и цифрового магнитофона, исполнял со сцены «Саму жизнь» и «Звезду полей», которые звучали примерно так же, как и в записи. Но по реакции зала понял, что это утомительно для публики. Крупные формы вообще трудно исполнять. Сейчас для гастрольных поездок, для выступлений в Москве я отбираю песни, отдельные номера из сюит — например, из «Сатир» Саши Черного, — которые предваряю обычно рассказами, комментариями.

— Смог бы какой-нибудь другой певец, музыкант исполнить «Ностальгию»?

— Я не исключаю в принципе такой возможности, не возражал бы против другой редакции, если бы в ней была оригинальная трактовка, ощущалась личность музыканта. К сожалению, у нас нет хороших исполнителей. «Ностальгия» написана не для певцов «академической» школы, а среди рок-исполнителей трудно найти профессионалов высокого класса, если мерить по мировым стандартам. Есть хорошие исполнители шлягеров, отдельные рок-группы со своим репертуаром, но музыкантов по большому счету можно перечесть по пальцам.

— Как же тогда можно объяснить внимание западных продюсеров к советскому року?

— Интерес обусловлен модой, сильным социальным зарядом наших рокеров, но отнюдь не музыкальными достоинствами. Для нас рок — это прежде всего идеи, форма самовыражения, на Западе рок — это прежде всего музыка.

— Немало говорилось о ладовой основе советской рок-музыки, о так называемом «интонационном роке»...

—...Я бы мог назвать всего несколько музыкантов, которые представляют себе, что такое ладовая структура и играют при этом музыку, напоминающую рок. Как ведущий хит-парада на радио я прослушиваю десятки и даже сотни фонограмм, которые присылают со всего Советского Союза, читаю отзывы слушателей, как член руководства Московского рок-клуба слежу за новыми программами наших коллективов (в клубе сейчас их больше семидесяти). Поэтому могу судить объективно; из всего потока советской рок-музыки я бы непременно выделил Шевчука, Башлачева, Макаревича, «Наутилус Помпилиус», «Облачный край», из «металлических» групп — «Круиз», «Арию». Но этого слишком мало, чтобы делать обобщения, давать характеристики советскому року, сравнивать его с западным. Я бы отметил одну особенность: у наших музыкантов нет естественного, логического продолжения и развития культурных традиций. Они могут заимствовать идеи у мастеров двадцатых-тридцатых годов, и использовать их так, как будто не было искусства шестидесятых и семидесятых годов, игнорировать то, что уже было сделано другими музыкантами, композиторами, певцами. Чаще всего мне доводилось слышать отголоски поэзии Олейникова, произведений Хармса: сравнивать шоу-представления наших рок-групп с искусством «Синей блузы», и т. д.

— Чем можно объяснить необычную популярность ваших пластинок у слушателей? Они становятся раритетами чуть ли не с момента выпуска.

— Я никогда не тиражировал свои записи на кассетах, может быть потому, что у меня не было острых материальных проблем. Фонограммы лежали годами, «Размышления шута» появились целиком в грамзаписи спустя тринадцать лет. Что-то я исполнял в концертах, отдельные фрагменты звучали в дискотеках. Популярность довольно сложных в музыкальном отношении вокальных сюит обусловлена, как мне кажется, прежде всего интересом молодых слушателей ко всему, что хоть как-то связано с роком. В отличие, допустим, от современной поэзии, кино, театра, советский рок завоевал почти безграничное доверие у молодежи. Возможно, это вызвано и упрощенной, по сравнению, скажем, с джазом, музыкальной формой, но больше, конечно, откровенностью рок-поэзии. К сожалению, некоторые группы стали злоупотреблять этим доверием.

— Как проходила работа над записью «Ностальгии»?

— В общей сложности она заняла у меня несколько месяцев, с декабря 1983 по февраль 1984 года; в студии мы провели около восьмидесяти часов.

Записывала сюиту группа «Скоморохи», которая собирается только для записи. Это Сергей Зенько — флейтист, саксофонист, Владимир Васильков — ударник, и я, который исполнял все остальные партии — гитара, скрипка, синтезаторы, вокал и т. д. Кроме того, пришлось писать аранжировку для струнного квинтета, который звучит в сюите. Звукорежиссером была Маргарита Дудкевич, с которой я сотрудничаю с 1971 года. У нее прекрасный слух, она неплохой музыкант. Когда сам пишешь и исполняешь музыку, легко потерять контроль над собой, увлечься нюансами и забыть о главном — общем впечатлении. Нужен хороший помощник, товарищ. Дудкевич именно тот специалист, который может не только следить за соблюдением технических норм, но и указать на промахи, ошибки в исполнении.

— «Ностальгия» — это последняя запись, которая ожидала своей очереди несколько лет? Остались в вашем архиве другие фонограммы, которые мы услышим в ближайшее время?

— Скоро появится запись балета «Человек», созданного по «Книге Джунглей» Киплинга в 1980 году. Есть еще песни из кинофильма «Граф Монте-Кристо», снятого режиссером Г. Юнгвальдом-Хилькевичем, другие песни, которые я исполняю в концертах, но их пока рано записывать на пластинку. Сейчас Г. Н. Рождественский пригласил меня петь партию Юродивого в «Борисе Годунове», в Большом театре я исполняю партию Звездочета в «Золотом петушке», который готовит Е. Ф. Светланов, но об этих работах можно будет говорить спустя полгода