Язык, музыка, вещи

Люди, о которых я пишу эти строки, были молодыми в начале 70-х. Они слушали рок и презирали советскую эстраду. Они много читали на родном языке, но говорили на своем особом. Слов "круто" и "отстой" еще не было. Были слова "клево" и "лажа", просочившиеся из музыкантского и тюремного сленга. Другие слова напоминали английские. "Флавовый! Лети за кайфом!" — с этими словами гонцу вручали смятые рубли, и он приносил на сейшн портвейн. "Чуваки, бросай клозы в реку, бекоз хомуты олл эраунд", кричали фарцовщики на толчке близ большой реки, завидев желто-синие машины. "Высокий пипл! Я слабею!" "Узнается птица по полету, а фирма — по шузу", говорила центровая герла Наташа, носившая красные бархатные клеша на голое тело. Западные пластинки, постеры, джинсы были предметами культа, а Битлз и Роллинг Стоунз — богами. Тогдашние молодые не смотрели телевизор, не читали газет. Там было одно дерьмо. Но если что-то проскакивало среди дерьма, об этом узнавали все. Один раз в какой-то антиамериканской передаче показали 15-секундный кусок из выступления Бадди Гая. "Отойдите от меня, мне плохо — поет чернокожий певец" — заглушал его комментатор, — "Вот как живется угнетенным…" О Бадди Гае на следующий день говорили тысячи людей, называя при этом комментатора блядью. После показа по ящику Кристи на фестивале в Сан-Ремо, " Yellow River " стала хитом на вечные времена. Из-за коротенького фрагмента выступления Битлз, вставленного в двухсерийный фильм "Спорт, спорт, спорт", на него ходили по несколько раз. А на фестивале английского мультфильма, где (очевидно, по недосмотру) шел " Yellow Submarine ", просто жили. Фотографии хиппи из обличающих статей в "Огоньке" вырезали и вешали на стену.

Времени тогда было навалом. Оно тратилось на всякие полезные вещи - чтение, слушание, поездки и обмен книжками и пластинками, многочасовые разговоры, наконец, спокойное мастерение чего-нибудь. Рита Пушкина как-то раз вышила цветами и прочими "элементами растительного орнамента" черный сатиновый гитарный чехол, к середине 70-х уже совершенно поветшавший. Эстетическая задача заключалась в том, чтобы закрыть и художественно обыграть дырки... Работа заняла месяц или два, и результат вышел вполне удивительный ... Сейчас в это трудно поверить. Как и в то, что мечтой каждого нормального человека было отрастить хайр, как у Джорджа Харрисона. Это было непросто. Людей, которые нигде не учились и не работали, могли отловить менты. Студентов посылали в парикмахерскую с занятий по военному делу. Шла война за каждый сантиметр. Один мой приятель вечером намачивал голову глицерином, одевал резиновую шапочку и ложился спать. Наутро на его голове получалась плотная корка. После занятий по войне он мылся и шел на сейшн. Я учился на Биофаке, где на военную микробиологию надо было приходить в белом халате и шапочке, под которую можно было спрятать хайр. Помню, нас выстроили в холле на строевуху. Вышел полковник Столбиков и умиленно сказал: "Ангелы… Ну просто белые ангелы…" На следующий день он рассказывал: "Некоторые товарищи студенты пытались спрятать длинные волосы под головные уборы, но были выявлены и отправлены…". Другой полковник взывал на лекции по истории военного искусства: "Товарищи! Идите на заводы к рабочим и докажите им, что вы — не джисус крайст супер райфл!" Вот такие ангелы…

Наши рокеры были кумирами. Леннон далеко, а Градский — вот он, выступает завтра в Плешке. В Москве славились "Скоморохи", "Високосное лето", "Рубины", "Оловянные солдатики", "Удачное приобретение", "Арсенал", "Машина времени" (к слову, в 70-е стоявшая куда ниже тех же "Скоморохов"). Никакой рекламы не было, но все узнавали по цепи, где, когда и кто. На сейшны через кордоны дружинников прорывались толпы. Однажды мы с Борей Баркасом делали сейшн "Скоморохов" в студенческом лагере под Звенигородом. Нам дали открытый грузовик. Мы покидали туда матрасы с кроватей и поехали. Увидев грузовик у подъезда дома на Мосфильмовской, ударник Юра Фокин сказал: "Какая х..вая машина!" Водитель улыбнулся и крякнул. В кузов погрузили весь аппарат, барабаны, группу и сопровождающих. Всю тряскую дорогу музыканты ругались и гнали истории. Градский, натянув на руку презерватив, показывал передачу "Мудрые руки хирурга". Буйнов, коротко стриженный после дембеля, рассказывал, как в действующих частях молодые как-то трахали в бане огромную даму, которая при этом ела их пайки. Потом он вынул свое армейское фото 3 на 4 и выбросил его за борт со словами: "Поклонницам!". Концерт в клубе был угарным. Градский играл на гитаре, Шахназаров на басу, Глеб Май на флейте, Буйнов на "Ионике", Фокин ясно на чем. Пипл плясал, как угорелый. Какие-то пэтэушники лезли в окна, их пускали в двери. Материальная сторона была по своему забавной. Договорились за 100 рублей. Билеты шли по рублю. За неделю в лагере ушло 150 билетов, в день концерта еще немалое количество. В воздухе запахло деньгами. По тем вегетарианским временам это был непонятный запах. Я мучился мыслью, куда девать разницу, и представлял, как Градский гордо отвергнет, и мне придется раздавать ребятам по 33,3 копейки… Не отверг. Даже еще и кир закупили, и водителю дали 10 рублей.

Подполье и цензура вещи непростые. Их скверные стороны очевидны. Но была и другая сторона. Информацию ценили на вес золота. Ею никак нельзя была насытиться. Ее одухотворяли и создавали вокруг нее легенды. "На сейшн пришли менты и вырубили свет. Градский назвал их слепожопыми свиньями и бросил в них альт". В 70-м году в одной компании мне рассказывали о новом диске Битлз под названием "Лед Зеппелин". Потом ситуация прояснилась, и мы втроем скинулись и взяли Led Zeppelin III за 75 рублей, чтобы махаться. Обмененные пласты быстро записывали на пленки и везли обратно. Честность при этом соблюдалась абсолютная, но обмены часто совершались с незнакомыми людьми и были обставлены предосторожностями. Мой друг как-то вернулся со встречи в метро ни с чем. Он описал себя как "маленького, черненького, в очках", из чего правдой были только очки. Очевидно, его партнер был не худшим конспиратором. О наркотиках говорили, но достать и использовать их было очень непросто. В нашей ближайшей компании наркоты не было. Оглядываясь назад, я не тоскую по этому поводу. Путешествия совершались с помощью книг, разговоров и музыки. Наконец, государственная удавка сплачивала. Люди ощущали себя как "мы" — в лучшем смысле этого слова. Вокруг были КПСС, ВЛКСМ и КГБ, к которым мы относились с веселым презрением.