Градский:
«Я не поэт, я — певец»

«Сегодняшние стихи, без дураков — стихи поэта. Но я не поэт. Я не просыпаюсь с мыслью, что мне необходимо прямо сейчас высказаться поэтическим образом.»

В телевизионной студии «МП» — поэт, писатель, композитор, певец Александр Градский. С ним беседует главный редактор газеты Шод Муладжанов.

"mospravda.ru" - 10.06.2016

— Александр, ты лично мне интересен не только своими талантами, но и философским подходом к жизни. Все что от тебя слышал, проходит через твою душу. В окружающем тебя музыкальном мире все делается с душой?

— Думаю, что душа-то вкладывается всегда потому, что если ее совсем не вкладывать, то публика просто не примет. Вопрос, насколько душа трудолюбива, развита, великодушна или малодушна, насколько трудится и развивает себя и заодно то тело, в которое она помещена.

— А можно ли говорить о душе, если речь заходит о пропаганде чего-то на телевидении артистами, политологами, политиками?

— Все люди обладают собственным мировоззрением, своим видением ситуации в стране и в мире. Иногда эти люди находятся где-то на зарплате. Думаю, они когда — то себе сказали, что это «здорово думать так, транслировать это вовне и за это еще и получать деньги». Интереснее ситуация, когда ты думаешь иначе, чем говоришь. И нескольких таких людей я знаю. Им начали платить за эту часть их «творчества», когда другая часть не была востребована ни в материальном, ни в популистском значении. Публика полюбила их за это, они об этом знают, и идут по пути «раз мне за это платят, тогда я буду вот такой». Это проблема выбора: от чего ты готов отказаться, ради роскоши остаться самим собой?

Александр, ты лично мне интересен не только своими талантами, но и философским подходом к жизни. В окружающем тебя музыкальном мире все делается с душой?

— У тебя эта проблема стояла?

— У меня, к счастью, никогда не стояло вопроса, что если кто-то что-то любит, то поэтому я обязан это буду делать вот так. Но истории были. Я уже долго работал на сцене, уже вышел «Романс о влюбленных». Когда мне неожиданно предлагают исполнить прекрасную песню Пахмутовой и Добронравова «Как молоды мы были». Я такого никогда не пел, мне стало интересно.

— Ты же был рокером?

— Вот именно, а это была стилистически другая фактура. Я подумал: а попробую, как оно будет? Спел. И, вдруг, именно эта моя ипостась понадобилась и СМИ, и телевидению, и радио. Песню много раз показывали по ТВ, мне этого хватало, чтобы до сегодняшнего дня собирать большие аудитории.

— Я не думаю, что они собираются из-за этого.

— В начале из-за этого, поверь. Под меня начали собирать огромные дворцы спорта в разных городах. Но с 1976 до 1990 года, выезжая на гастроли, я ни разу эту песню не спел. Потому что она выбивалась из контекста того, что я тогда пел. Было, естественно, много скандалов с администрацией, которая грубовато увещевала: «Ну, ты можешь, на бис «кинуть эту кость»? Это было отвратительно, потому что, во-первых, люди – не собаки, а во-вторых, я песню записал от любви к этой музыки. Александра Николаевна знала это, смущалась, спрашивала, а я отвечал: «Время еще придет». И вот с 1990 года, она стала звучать в каждом моем концерте. Когда публика узнала меня самого, тогда мне стало интересно петь и эту песню, и арии, и романсы Рахманинова. Она попала в этот ряд, а зрители говорили: надо же, этот лохматый парень и это тоже поет!

— Ты ведь еще и стихи пишешь. Нет соблазна поэтический вечер устроить?

— Знаешь, я способен определить разницу между теми стихами, которые писал в 70-80 – текстами для песен, и теми, которые делаю сегодня. Это абсолютно две разные вещи по качеству и профессиональному уровню. Сегодняшние стихи, без дураков – стихи поэта. Но я не поэт. Я не просыпаюсь с мыслью, что мне необходимо прямо сейчас высказаться поэтическим образом.

— А не петь ты можешь?

— А вот не петь как раз не могу. Я — певец, автор и композитор.

— Я завел ведь весь этот разговор, потому что сегодня многие ищут в своей жизни виноватых — бедность, роскошь, гаджеты, бешеный ритм. Мир, с твоей точки зрения, и вправду, стал бездуховным?

— Не согласен абсолютно. Вот мы с тобой знаем великого русского поэта Велимира Хлебникова. Его стихи знают в нашей стране еще 50000 человек, не более. Но любопытно, что именно это количество его почитателей плавно переходит из одного времени в другое, их никогда не было, ни больше, ни меньше – ни в 40, ни в 50 годы, ни сейчас. И дальше будет также. Литература рассчитана на тонкое восприятие. А откуда оно берется? От того, что ты знаешь много чего другого. И можешь сравнивать. И оставляешь этого поэта для себя, и детей, которым сможешь его преподать.

— В списке любимых тобой поэтов есть ныне живущие?

— Нет. Но это как раз не страшно. Во все времена были литературные затишья. Не было имен, а потом раз — и Серебряный век. Затишье, а потом появляются Шостакович, Прокофьев, Солженицын, Трифонов. Потом опять провал. Я вот сейчас читаю Пьецуха, его книга эссе о поэтах, Маяковском , Есенине – моя настольная. Для меня хороший литературный язык очень важен, поэтому я люблю Набокова, а другого известного писателя могу закрыть на 20 странице, как бы его не прославляли.

Я это – к тому, что никогда общая духовность, о которой ты спросил, не была достоянием масс. Это было бы слишком «жирно». Массам, по -ленински рассуждая, не до того, им бы день простоять, да день продержаться. Трудно людям жить.

У меня ведь тоже были с этим связаны проблемы: шахтеры вылезли из забоя, сидят черные сидят, а я им пою Пастернака «Рояль дрожащий пену с губ оближет». Смотрю и вижу: они про меня думают, что «с парнем что-то не то». Я этот концерт запомнил надолго, он начинался с того, что люди были чуть ли не в параличе. А через полчаса, все-таки вошли в эту атмосферу. Удивительно, но у меня к концу концерта всегда происходит одно и тоже. Меня спрашивают: «Вы что-то странное вначале пели. Как поэта-то зовут? Саша Черный? Надо бы посмотреть».

— А как тебе удается их «подключать»?

— Если ты пытаешься донести до простых людей сложные поэтические образования, они могут их не воспринимать, но чувствовать, что ты вкалываешь. А у людей живущих в России, есть какое-то особое чутье на то, что «мужик вкалывает». И раз он вкалывает, значит, это он что-то понимает, а ты чего-то упускаешь. У нас в народе есть уважение к человеку, который производит впечатление работяги, даже если он при этом на сцене стоит. Может так от того, у что у нас в стране работа часто не приносила радости? Этот подход — вроде бы и простецкий, но люди хотят этой радости. Ты едешь по плохой дороге, и вдруг начинается роскошное шоссе, а ты понимаешь: «О! Вот кто-то тут вкалывал и сделал это роскошное шоссе».

— Чего ты больше всего не любишь в жизни?

— А я не люблю пренебрежительного отношения к человеческому труду любого вида. Будь-то старинный город, построенный невесть когда, или стена, только что отремонтированного дома, на которой пишет человек, проходящий мимо. Я видел в Питере чудесно отремонтированный красивый дом, на котором какой-то урод написал: «Зенит-чемпион». Вот кем надо быть, чтобы подойти к такой красоте и испохабить? Пусть «Зенит» будет чемпионом, но то, что человек может изгадить чью-то работу – это ужасно. Это касается многих вещей.

— Меня не поймут, если я не задам вопрос: есть музыкант, который пятьдесят лет концертирует. Успешный, материально обеспеченный, популярный. И, вдруг он затевает делать собственный театр. Зачем?

— Театр – это возможность собрать людей большого таланта и высокого ума. Команда у меня выдающаяся, они были на проекте «Голос», отличные вокалисты. Задачу, которую им ставлю, могут исполнить в идеальном виде. У меня превосходный, хотя и небольшой — на 17 человек – оркестр. Ребята, никогда вместе не работали, но вот собрались и здорово играют. Качества нашей сегодняшней работы – высочайшее. Я вижу, что правильно собрал людей, что все они работоспособны. Мы играем камерные концерты. В «Скрябинских вечерах», например, используем световую партитуру, которую придумал сам Скрябин, но никто этого не делал, а мы сделали. Я сижу в зале и получаю исключительное удовольствие: ставлю свет, звук. Многие приходят ко мне, потому что хотят сделать в наших стенах свой концерт. Вот Леня Ярмольник с Колей Фоменко просто зашли по дружбе, мы покурили и пошли смотреть зал. Я набираю номер, через десять минут готов и звук, и свет. Такого не бывает даже в самых суперских залах — ни в Америке, ни в Европе, ни в Китае. Единственное, чего бы мне хотелось, это чтобы люди себе поставили галочку, что вот тут проходят настоящие концерты, не бывает халтуры, что сюда надо ходить.


Предыдущая публикация 2016 года                         Следующая публикация 2016 года

Просто реклама и хотя музыка здесь не причем скачать бесплатно CD online

Оставаться порядочным человеком — это очень сложно. Я не знаю, как надо исхитриться. Мне трудно было. Но, считаю, получилось…... Подробнее




Яндекс.Метрика