Рок-н-ролл в эпоху дефицита

Первые видеомагнитофоны в СССР начали привозить из загранкомандировок и гастролей где-то на излете 7О-х. В 1983 году у нас стали выпускать «Электронику ВМ-12» для VHS-кacceт.

А в апреле 1986 года вышло постановление Совмина РСФСР об открытии видеозалов, где эти «Электроники» эксплуатировались, но одновременно стали появляться подпольные салоны, в основном, конечно, в квартирах счастливых обладателей импортной техники. 1 августа 1986 года указом Президиума ВС РСФСР в Уголовный кодекс РСФСР в дополнение к статье 228 о порнографии был внесен пункт «Об уголовной ответственности за изготовление и распространение произведений, пропагандирующих культ насилия и жестокости». Кассеты изымались таможней в «Шереметьеве», но «процесс пошел», и пиратский видеопрокат стал массовым. Милиция перед облавой, как правило, вырубала электричество в квартире - кассета застревала, и злоумышленников брали с поличным. Многих тогда арестовали за семейный просмотр "Греческой смоковницы" которую сейчас крутят по федеральным каналам.

Однако на рубеже 70-х и 80-х видеотехника была еще экзотикой. Многие даже не подозревали о существовании диковинных шайтан-машин. Одна из первых появилась у моего приятеля студенческой поры Жени Федорова, который после МГИМО служил в Алжире и привез из-за рубежа японский аппарат.

А смешную штуку с федоровским «видаком» придумал Макс Капитановский, который в ту пору работал в ВИА «Добры молодцы» и «Лейся, песня». Так вот, Максим с помощью друзей-телевизионщиков из Главной редакции информации ЦТ записал на VHS некий сюжет в интерьерах программы «Время»: как бы он лично ведет вечерний выпуск державных новостей, начиная с «протокола» и кончая сакраментальными «закромами Родины».

Такой весь из себя солидный, хаер аккуратно зачесан назад, светлая сорочка со строгим галстуком, пиджак цвета военно-морского флота.

А ведь диктор во «Времени» тогда и вплоть до «революции» 1991 года был всего один - Игорь Кириллов. Поэтому, когда мы тем летним днем познакомились с девчонками, что сидели за соседним столиком в кафе «Арбат», никто из трех минских красавиц не поверил, что Макс ведет главную программу страны. Тем не менее троица студенток согласилась поехать в гости к Федорову в Матвеевское, хотя, конечно же, снисходительно улыбалась, выслушивая реплики Капитановского, что-то вроде: «Успеем как раз к началу «Времени», хочу посмотреть, как у меня получается, все-таки новая работа и ответственная». А кассета с фейковым выпуском «новостей», общим хронометражем минуты на три, уже была, подобно пехотной мине, заложена в экзотический японский мультисистемник, что примостился под большим теликом в гостиной.

Короче, ровно в 21.00 хозяин квартиры включил видео. Надо было видеть лица барышень, когда после стандартной заставки в студии возник суровый Макс, официально поприветствовавший зрителей и начавший гнать дежурную пургу про удои, прокаты да награждения. Девчонки попросту оканемели, отвалившиеся челюсти лежали на полу...

Как жаль, что тогда не было гаджетов: снять бы эти изумленные мордашки и выложить на YouTube миллион просмотров гарантирован, и даже не в контексте происходящего, просто такую гамму эмоций не сыграть Николь Кидман в компании с Кристиной Асмус и Моникой Беллуччи. Нам стало ясно - нас ждет ночь чудес и эротических приключений.

Однако, как говорится в «магазинах на диване», но это не все! На второй минуте в речи диктора вдруг промелькнуло сленговое «клево»! А еще через 30 секунд с экрана государственного ТВ профессионально поставленным голосом лжеведущего упало небрежное словосочетание «полная ...ня». Зрительницы в федоровской гостиной были за гранью истерики: у миниатюрной брюнетки, которую я некоторым образом обхаживал, начались схватки астматического порядка. А в финале записи «диктор» вообще вскочил на стол! Со зловещий усмешкой Люцифера и пронзительным воплем «Ну, как я вас на...л?!». Ко всему прочему, ТВ-звезда оказалась хоть и в пиджаке, но без брюк, а в тщательно подобранных для премьеры труселях. Стоит ли описывать реакцию жертв розыгрыша? Хорошо, что помимо ТВ-сюрприза в Женькиной квартире заготовлен был ординарный портвейн «777» в ассортименте.

Первый автоответчик появился у Криса Кельми, которого злые языки дразнят Толей Калинкиным. Я его помню еще со школьной поры и свицетельствую, что Калинкина - девичья фамилия его мамы, а вот Кельми, как и полагается, папина. Ария Кельми я помню хорошо. По паспорту Крис все-таки Анатолий Ариевич, Калинкиным он был в школе, потому что жил с матерью.

Крис сотрудничал с «Ленкомом» Марка Захарова м с подачи Пьера Кардена поехал с «Юноной и Авось» на гастроли во Францию. Из Парижа он вернулся с кучей модных новинок, включая и телефонную диковинку.

Когда по Москве прошел слух, что у Крисули дома есть такое чудо и можно, набрав его домашний номер, безнаказанно говорить что угодно, это развлечение стало хитом сезона. "Ну что, Калинкин, ноги побрил перед сегодняшним концертом?"' «Толя, ты когда деньги отдашь, ты бездарный м. . .a?» Особым шиком считалось приехать в квартиру на Делегатскую, 14 вместе с Крисом и попросить прослушать сообщения. КВН просто отдыхал. Короче, через месяц от роскошной новинки Крис отказался. И достал ее из шкафа, только когда автоответчики стали делом обыденным.

Одна из первых микроволновок в Москве появилась тоже у Криса, и с тех же французских гастролей. Но кто-то из музыкантов «Машины» сказал Крису, что этот кухонный прибамбас вреден для здоровья - вызывает импотенцию. Кельми, помню, пытался выяснить подробности: Интернета не было, что-либо нагуглить было невозможно. Крис переживал до тех пор, пока однажды во время пьянки Макс Капитановский с абсолютно невозмутимым видом на вопрос коллеги: «Ну а вдруг вправду стоять не будет?» - ответил: «Да ты не суй его в эту свою микроволновку, и все у тебя будет в порядке».

Однажды Александр Буйнов рассказал мне историю, которую я не мог не перепроверить у одного из ее героев, Александра Градского. Но начал я издалека.

- Могу сказать, что тебе концертный марафон после «Голоса» на пользу, хотя бы в том смысле, что ты похудел основательно, здорово похудел, ты сбросил...

- Ну, еще не здорово.

- Килограмм тридцать ты, по-моему, сбросил все же из своих ста двадцати.

- Да, но еще предстоит двадцать.

- А вот с курением как?

- Если бросаешь курить, два-три месяца мокрота в горле, и ты не можешь конфигурировать звук. Если между периодами, когда ты куришь и когда ты бросил, надо петь, то петь совершенно невозможно.

- Ну, ты знаешь, все твои подельники уже бросили курить. Я здесь беседовал с Сашей Буйновым...

- A он курил разве?

- Ну, он «курил бамбук», если ты знаешь...

- Это я не курю.

- Буйнов рассказал мне одну историю, которую я хочу, чтобы ты прокомментировал сейчас.

Цитирую Буйнова: «У меня все, что связано с Александром Градским, самое позитивное в моей жизни. Он собирал деньги, чтобы меня освободить от армии. У меня с ним связано очень много хороших моментов. Один гениальный просто - из далекой юности. В одном из Домов колхозника я как-то утром просыпаюсь, пробивается солнышко, клево так, весна. У меня были джинсы, предмет зависти если не всей Москвы, то, по крайней мере, половины. Я так думаю, что и предмет зависти и Полонского Володьки, и Градского тоже. Может, этим двоим надоело, что я их бесконечно таскаю, они все штопаные, а тогда было не модно носить рваные. Они на коленях рвались, я их подштопаю, как подворотничок солдатский, и снова ношу осторожно. Потом я перестал их стирать и носил так, без стирки. На ночь ставил их, любовался и ложился спать. Однажды утром встаю, а мои джинсы, настоящие «Канзас-Сити», валяются на грязном полу в этом Доме колхозника. И эти падлы, Полонский с Градским, злорадно хихикают. Я ничего не заподозрил. Hy валяются, и все. Я их поднимаю - кых, и становится ясно, что они были прибиты гвоздями к полу. И они моментально на глазах расползаются - дыры везде, и на заднице тоже. Эти сволочи где их шурупами привинтили, где гвоздями приколотили. Догадались, что я их с пола рвану. Джинсы я на фиг порвал, а эти двое тогда от меня убегали. Но я плакал. Слезы у меня были искренние. «Kansas City», «61110 джинс». Вот такая история».

- Ну что, Александр Борисыч, ты ведь всегда любишь говорить, что все, мол, помнят неправильно, все все вечно путают.

- Не, ну конечно, он фантазирует здесь, Сашка.

- Как, не было разве всего этого?

- Нет. Мы под кровать джинсы положили.

- Положили или прибили?

- Прибили, конечно. Саня был из нас самый романтичный. А мы были просто артистами филармонии.

Понятно, что играли какую-то там, в общем, не свою музыку. Мало того, что нам на концертах позволялось очень многое, а Саня был Свободный человек, активно себя вел, и еще в этих джинсах расхаживал. Штаны его имели триста дыр примерно. он первым «придумал», что джинсы должны быть дырявые.

- То есть он как бы дизайнер?

- Hy конечно. Из-за драных штанов все время какие-то проблемы были. То с милиционерами, то с руководством филармоний. В конце концов, какая-то зависть тоже была, потому что ни у меня, ни у Полонского не было этой фирмы, правда. И мы, конечно, мерзавцы, мы приколотили ему штаны. Но Буйнов, когда их отодрал, снова зашил и ходил в них еще долгое время, пока они совсем уже не превратились ни во что.

P. S. Каким-то непостижимым образом рок-бунтари стали певцами поколения «детей колбасы». Почему так? Да потому, что «Америка, где я не буду никогда» («Наутилус Помпилиус») ассоциирова лась не только со свободой слова, шедеврами Голливуда и запретным рок-н-роллом, но и с дефицитными материальными благами: джинсы донашивали до заплат, в заветные бутылочки из-под кока - колы заливали кофейную бурду и выставляли это «богатство» на почетную полку в престижной финской «стенке», а смотреть на привезенный из Штатов Сашей Градским лимузин (у коего о боги! - зеркала управлялись электроникой) съезжались на улицу Марии Ульяновой со всей державы. Однако я помню и знаю: Та эпоха, когда «песни протеста» наравне с Высоцким и Галичем тиражировались почти подпольно, подарила отечественной богеме несравненное ни с одним легальным наркотиком чувство драйва и слово «пионер» соотносилось не с организацией имени Ленина Владимира Ильича, но с первооткрывателями неведанного. Уходящая натура, утраченные иллюзии - времена, когда некоторые вещи были абсолютными символами.