Градский в Киеве:
«Раньше желали женщин, а теперь здоровья...
Тяжелый случай»

После песни «Как молоды мы были» столичная публика глохнет от орущих колонок, приглаживает растрепавшиеся волосы и осторожно просит: «Тише...»

Александр Градский не любит, когда его называют отцом-основателем русского рока, с большим скрипом соглашается на интервью и не жалует фотографов. «Снимать можно будет только первые две песни... И постарайтесь устроиться где-нибудь по бокам сцены, а то вдруг ему что-то не понравится и он вас фи-и-ить! – инструктируют фотокоров перед началом киевского концерта в «Октябрьском дворце» организаторы. – Буквально только что он отказался разговаривать с журналистами посреди интервью. Нет, ничего не случилось, просто прервал разговор, и все».

Убеждать, кричать, уговаривать, напоминая о договоренностях – бесполезно. Александра Борисовича невозможно ни переубедить, ни перекричать. У него на все есть своя точка зрения, и, если он хоть на секунду усомнится в чьих-либо умственных способностях, тут же влепит: «Ты дурак». Или еще что похуже.

«Я не знаю, как мой концерт был здесь объявлен. Как юбилейный в честь моего 60-летия? Это был давно, осенью, и уже неактуально... – начинает свой разговор с киевским зрителем юбиляр. – Кстати, раньше было веселее. Раньше желали девушек, а теперь: «Здоровья, Александр Борисович, здоровья», – Мда-а… тяжелый случай…»

После первой же песни «Как молоды мы были» публика глохнет от орущих колонок, приглаживает растрепавшиеся, как после быстрой езды, волосы и осторожно, дабы не нарваться на «похуже», просит: «Тише...» Александр Борисович сначала делает вид, что этого не слышит, а потом лишь посмеивается: «Сейчас привыкнете...» Продержавшись «Гори, гори моя звезда», «O Sole Mio» и «Santa Luchia», публика еще раз пытается убедить мэтра пожалеть их барабанные перепонки, но все напрасно. «Еще чего не хватало!» – радостно хохочет Градский и, кажется, делает еще громче. Пульт звукорежиссера здесь же, на сцене, прямо под его правой рукой. Уволив в далекие 80-е своего первого и последнего директора, Александр Борисович сам решает, как и что ему петь. Для этого у него есть все, что необходимо настоящему профессионалу, – уникальный голос в 3 октавы, гитара, звуковой пульт и пюпитр с нотами.

В каждую свою песню Александр Градский вкладывает душу.

«Меня вчера товарищи встречали, а я же не выпиваю, когда концерт, а все же хотят выпить, – медленно перелистывая страницы с нотами, ведет свой разговор со зрителем Градский. – И вот один товарищ мне говорит: «30 лет назад у тебя была такая классная песня, но не помню о чем! Такая веселая... Эх, и так хорошо было». А вот как раз она!..» – восклицает мэтр и тут же начинает петь: «Мне нужна жена, лучше или хуже. Лишь бы была женщиной, женщиной без мужа!..»

Подобные вступления у Градского есть к каждой песне, а их длина и смысловая нагрузка зависят лишь от его эмоционального настроя. Если болит голова или просто мерзкая погода – разговоры будут короткими, если все наоборот – он расскажет о том, как ему пытались сорвать киевский концерт в 1980-м, указывая, что петь, а что нет, посвятит всех пришедших в секрет песен коллективного разума, выкажет беспокойство по поводу зрителей на галерке: «У вас там все хорошо наверху? Все слышно? Вот надо брать туда билеты – они дешевле, а слышно то же». Но! Несмотря даже на хорошее расположение духа, он ни за что не подарит зрителю возможности собой руководить. Стоит ему сделать паузу между песнями, как со всех сторон зала в него летят просьбы: «Антиперестроечный блюз!», «Южная прощальная!», «Монолог Батона!»…

«Все, все, тишина! Я уже въехал», – прерывает всех Градский и начинает петь то, что хочется именно ему. Здесь и сейчас. Объясняя свое решение по-разному «Мне будет неудобно, если я ее не спою». «Я сейчас повспоминаю что-то в свое удовольствие» или «Я пойду по годам... Ребята, закройте там дверь – дует».

Прогулка по годам началась с конца 60-х, перенеслась в 80-е, продолжилась в начале 90-х и завершилась уже в 2000-х. Спустя два часа после начала концерта Александр Борисович начал поглядывать на часы и сообщил, что пора закругляться. Естественно, народ был против, но разве его уговоришь? Вот уже много лет он поет что хочет, как хочет и сколько хочет. В результате пришлось прощаться. Кричать «Браво!», аплодировать стоя и пытаться интерпретировать его вскользь оброненные слова «Вряд ли я уже буду ездить по городам» как «В Киев я еще обязательно вернусь».