Русский рок в лицах: Александр Градский

В гостях: Александр Градский, певец, композитор, мультиинструменталист.

По материалам: "Финам FM", 99,6"

28/11/2010 12:05


ЛИПНИЦКИЙ: Здравствуйте. В эфире программа "Содержание" на радиостанции "Финам FM", 99,6. И я, ее ведущий Александр Липницкий представляю своего гостя – Александр Градский.

ГРАДСКИЙ: Добрый день.

ЛИПНИЦКИЙ: Почему я не пригласил Александра в самую первую свою передачу? Только потому, что я был тогда совсем неопытным ди-джеем, а, на самом деле, именно сегодняшний гость и должен был открывать программу, посвященную отечественной рок-музыке, потому что именно Александр и его группа "Скоморохи" была тем вдохновителем, после чего возникло вообще все движение и 70-х, и 80-х годов. Я никогда не забуду песню "Синий лес", которая, собственно, и есть первая песня, в моем представлении, русского рока.

ГРАДСКИЙ: Хотя, на самом деле, были еще пара песен, написанных группой "Сокол" и даже они ее исполняли, но я сейчас вспомню песню "Пам-пара-пам, солнце над нами" из мультфильма, но сейчас, я слушаю это и понимаю, что, в общем, это не совсем то, что я бы хотел назвать рок-н-роллом или рок-музыкой. Все-таки это такая, немножко легкая музыка.

ЛИПНИЦКИЙ: Но я-то исхожу из своего первого впечатления, когда мы с Мамоновым оказались на концерте "Скоморохов" в середине 60-х годов.

ГРАДСКИЙ: Это в конце, наверное, где-то 1967 год.

ЛИПНИЦКИЙ: Да, 1967 год. Мне было всего лишь 15 лет…

ГРАДСКИЙ: Вау!!!

ЛИПНИЦКИЙ: Короче, крыша улетела и эту песню я помню как сейчас. Предлагаю всем ее послушать. "Синий лес", Александр Градский.

(Звучит песня "Синий лес".)

ЛИПНИЦКИЙ: Александр, я бы попросил тебя напомнить, может быть, твоих любимых музыкантов из группы "Скоморохи".

ГРАДСКИЙ: Да все они любимые, конечно.

ЛИПНИЦКИЙ: Поименно.

ГРАДСКИЙ: Там было два таких звездных, на мой взгляд, состава. Первый состав, это когда мы наконец собрались: Юрий Фокин, Юрий Шахназаров, Александр Лерман и я. Это произошло не сразу; первый состав у нас был Саша Буйнов, Володя Полонский и я, мы играли втроем, без бас-гитариста. Буйнов играл на клавинете и левой рукой играл партию баса, а правой, такой небольшой аккомпанемент. Вот впоследствии к нам троим присоединился Юра Шахназаров и у нас появился реальный басист. И вот это был состав: Буйнов, Полонский, Шахназаров и я. Потом Сашу призвали в армию, и мы решили не брать себе пианиста, решив играть а-ля "Cream". Это был конец 60-х годов, и мы играли втроем – соло, бас, барабан. Потом, в начале 1971 года, к нам присоединился Лерман и получился такой звездный состав – Шахназаров, Лерман, впоследствии Володя Полонский ушел в "Веселые ребята" подрабатывать, скажем так.

ЛИПНИЦКИЙ: Я напомню тем, кто помоложе, что Александр Лерман был лидером группы…

ГРАДСКИЙ: "Ветры перемен", совершенно фантастической команды, там были ребята с консерваторским образованием. У них было, может быть, меньше рока, но зато было очень много музыки.

ЛИПНИЦКИЙ: А как они исполняли "Monkeys"?..

ГРАДСКИЙ: Да, а потом мы исполняли, это уже постольку, поскольку я появился со своими криками. Это все было, так сказать, довольно сильно. И, смотри, что получилось, когда образовался звездный, на мой взгляд, состав группы, у нас было где-то около года, когда мы просто убивали всех! Это был Лерман, Шахназаров, потом Юра Фокин пришел и я. И затем произошла такая неприятность, ребята, Лерман и Шахназаров решили делать что-то свое, а к нам с Фокиным присоединился Саульский. Вернее, сначала Саульский, а потом Фокин. Потому что это всегда были такие выезды, например, тот же самый Шахназаров мог оказаться со мной в гастролях в 1972 году, несмотря на то, что Саульский уже играл.

ЛИПНИЦКИЙ: Кстати, ведь бывало, что на гастролях ты с моей бабушкой Татьяной Окуневской…

ГРАДСКИЙ: Ну да, только все это было несколько раньше, когда я просто зарабатывал, скажем так, деньги. Но там я не пел. Знаешь, что самое интересное?

ЛИПНИЦКИЙ: Ты играл на гитаре.

ГРАДСКИЙ: Я играл на гитаре и все. Я все это помню, это белорусские города, это Гомель, Жлобин, хорошее название! Самые веселые истории были, когда мы ехали с Татьяной Кирилловной на гастроли, и, подъезжая к городу Жлобин, мы увидели плакат с женщиной, у которой на руках был поросенок, почему-то конец у него был треугольный, так, знаешь, треугольник с головой и большими буквами было написано "Жлобпромторг в этом году выполнил свой план". Мы рухнули просто на пол! Автобус стал криво ехать. Но, тем не менее, это была параллельная деятельность, денег нам особо не платили в Москве, мы выезжали на какие-то гастроли и какую-то там ерунду играли. И, слава богу, если была Татьяна Кирилловна, такая женщина, которая вела концерт. А если попадались такие, как, даже говорить не хочется, так что это было довольно мило. И что получилось дальше с группой? С группой получилось следующее: группа сформировалась в таком составе, Володя Васильков – барабанщик, Игорь Саульский, Сергей Зинько и я. Потом Игорь стал играть с другими командами, а у нас стал играть Юра Иванов.

ЛИПНИЦКИЙ: На басу.

ГРАДСКИЙ: Да. Юра Иванов – басист, Володя Васильков, Сергей Зинько и я. Вот этот состав "Скоморохов" практически записал все то, что записано.

ЛИПНИЦКИЙ: Может, одну песенку послушаем?

ГРАДСКИЙ: Да ради бога! Поставь "Финдлей", чтобы было понятно, что в конце 1971 года, или "В полях под снегом и дождем", но это лирическая песня. А "Финдлей", там довольно сложная история, даже ближе к хард-року, наверное.

ЛИПНИЦКИЙ: Давайте будем слушать "Финдлей".

(Звучит песня "Финдлей".)

ЛИПНИЦКИЙ: Александр, моя программа, в основном, посвящена новой волне 80-х годов, которая многое изменила, совпала с тем, что здесь все-все набухало, набухало, а потом, очень скоро рухнуло, и я хотел бы спросить у тебя сразу; вот ты начал уже в 70-е годы первым из рок-музыкантов и, естественно, первым, кто был достоин этого, сотрудничать с официальными советскими СМИ и, как многие считают, с великой, советской официальной культурой, это и кино, и опера, и прочее.

ГРАДСКИЙ: Да, радио и телевидение.

ЛИПНИЦКИЙ: А вот скажи, у тебя тогда не возникало какого-то, скажем, раздвоения личности?

ГРАДСКИЙ: Нет, абсолютно. У меня сразу было придумано следующее: с первого момента появления нас, как группы, и меня, как музыканта на радио, это был конец 1971, начало 1972 года… Мы в студии № 2, дом звукозаписи на Качалова, сделали с подачи Аркаши Петрова, ныне уже ушедшего…

ЛИПНИЦКИЙ: Которого мы с тобой провожали в последний путь.

ГРАДСКИЙ: Да, к сожалению, это случилось, хотя были надежды, но не получилось у Аркаши пожить еще несколько лет… И вот эти записи, которые были сделаны в конце 1971 начале 1972 года, тут же оказались, скажем так, в двух источниках, в двух составных частях. Что-то оказалось на московском радио, и было транслируемо, и что-то, оказалось, скажем так, в русскоязычных средствах массовой информации Запада, за что московскому радио был вставлен пистон. И совсем не потому, что мы были там какие-то плохие или не очень политически выдержанны, а просто по принципу – вас на Западе дали, значит, у нас не надо давать. Потом пришлось ждать еще какое-то время и, конечно же, и Аркаша Петров, и Гриша Либергал, известный тебе, они сделали очень много в то время, чтобы все-таки нас как-то проталкивать и пропихивать на радио.

ЛИПНИЦКИЙ: И Александр Градский в 70-е годы, что делал дальше?

ГРАДСКИЙ: Ну, смотри, то, что называется уколами или ударами. Вот 1972 год, это была запись пластинки Тухманова "Как прекрасен мир". Там была для меня очень важная песня "Жил-был я" и "Джоконда" – это довольно сложное вокальное произведение. Ни та, ни другая песня не стали, скажем так, всенародно любимыми хитами, потому что у Тухманова были свои проблемы, и у меня были свои проблемы на радио и на телевидении. А потом, "Романс о влюбленных" и "Billboard" и премия "Star of the year" за эту музыку. Мне просто пришло в голову, что, в принципе, если есть некий там человек с именем и фамилией, и если он способен выражать себя разными способами, то почему бы и нет? Поэтому, в чистом виде рок-музыке, конечно, пришел кирдык, как мне кажется. Вообще, во всем мире. И остались только стилистически выстроенные команды, которые играют хард-рок, вот они и играют хард-рок, вот играют, скажем, новую волну, вот они и играют новую волну. А если мы возьмем Стинга или Питера Габриэля, то у них настолько разностильная и разнообразная музыка, в силу того, что эти люди, скажем, имеют разные возможности и владеют разным подходом. Поэтому, их точно так же можно и к хард-року прицепить, можно к романтическому року прицепить, то есть все зависит от личности. И если люди хотят сохранить чистоту жанра, то флаг им в руки. Вот, давайте, мы будем играть только хард или только металл, но это всегда ограничивает аудиторию, как мне кажется. Это, конечно, здорово, мы живем вместе, любим друг друга, но мостков (это я придумал этот термин) к обыкновенному зрителю, который, скажем, не большой фанат такой музыки, никаких нет. В 1976 году была "Как молоды мы были", хотя, это совершенно не рок-музыка, это эстрадная песня, но она хорошая, на мой вкус, и очень даже качественная, раз ее слушают до сих пор, и я ее всегда теперь в концертах пою, хотя, раньше не пел. Потому что боялся, когда ездил на гастроли, думал, что люди пришли на рок-концерт, а я буду петь эстрадную песню. Я себе придумал мостки, поскольку у меня вокальные возможности кое-какие есть и я могу себе это позволить.

ЛИПНИЦКИЙ: Но знаешь, прежде чем мы перейдем к современности, я хочу поделиться с вами вчерашним разговором с Александром, он сказал: "Мы будем говорить только о современности", но, я все-таки настоял на том, чтобы мы немножко…

ГРАДСКИЙ: Александр, это твоя передача и ты делаешь то, что ты должен делать.

ЛИПНИЦКИЙ: Саша, я все-таки хотел поставить одну песню, для меня очень важную, это песня в исполнении Александра Градского, песня Тухманова "Жил-был я".

(Звучит песня "Жил-был я".)

ЛИПНИЦКИЙ: Напоминаю, вы слушаете программу "Содержание" на радиостанции "Финам FM", 99,6. И мы продолжаем нашу беседу с моим дорогим гостем Александром Градским. Насколько я помню, какой-то рубеж в твоей карьере…

ГРАДСКИЙ: "Романс влюбленных".

ЛИПНИЦКИЙ: Да, конечно, я об этом говорю.

ГРАДСКИЙ: Это первый такой наглый выпад, я считаю. Причем, удивительно то, что все-таки этот выпад был режиссером Кончаловским поддержан очень сильно. Видимо, ему как-то очень нужна была подобная музыка в этом фильме и, несмотря на все мое нахальство и вообще, постановку вопроса: "Или я получаю такой-то гонорар, или я делаю то, что я хочу, и иди ты к чертовой матери со своим фильмом!" – подвигло его совершить, как я считаю, эмоциональный и творческий акт, когда он, попросту говоря, ходил по кабинетам и стучал кулаком по столу и говорил, что: "Да, Градский сумасшедший, ненормальный, но мне такая музыка нужна и, поэтому, давайте мы его требования и просьбы удовлетворим".

ЛИПНИЦКИЙ: То есть Андрону взять в качестве официального композитора…

ГРАДСКИЙ: Ну, невозможно было! Я не был членом Союза композиторов, во-первых, а, во-вторых, помимо всего прочего, в результате всех его действий, я считаю, что картина, конечно, произвела какое-то впечатление…

ЛИПНИЦКИЙ: Это был глоток свободы, безусловно.

ГРАДСКИЙ: И очень много людей это посмотрело и смотрит до сих пор и, вот ведь какой момент, опять вот это из разряда "поставить печать на это дело" и, в результате, я оказался первым не членом Союза композиторов в 23 года. Следующий человек после меня по возрасту, которому разрешили писать музыку к фильму, был Марк Минков, который был членом Союза композиторов, и к тому времени он уже консерваторию закончил и что-то писал. Ему было 29 лет, то есть на 6 лет я его обскакал. Но это, конечно, благодаря Андрону и его пробивной возможности, пробивной силе и умению отстаивать то, что ему нужно.

ЛИПНИЦКИЙ: Вы сохранили с ним добрые отношения?

ГРАДСКИЙ: Ты знаешь, у нас странные отношения. Какое-то время мы вообще не общались, лет 20. Но, знаешь, что получается? Мне он в творческом отношении не необходим…

ЛИПНИЦКИЙ: Понятно.

ГРАДСКИЙ: …Видимо, я ему тоже. Но, когда было какое-то летие Сергея Владимировича Михалкова, он мне позвонил из Лондона и попросил принять участие. Я, конечно, сказал "да".

ЛИПНИЦКИЙ: Спел?

ГРАДСКИЙ: Да, конечно.

ЛИПНИЦКИЙ: А что ты спел?

ГРАДСКИЙ: "Мы руки матерей запомнили навечно" – это песня о матери из фильма, песня написана на стихи Натальи Кончаловской.

ЛИПНИЦКИЙ: Давай мы ее сейчас послушаем.

ГРАДСКИЙ: Можно послушать, почему нет? Хотя, там "Песня о птицах", конечно, мне больше нравится.

ЛИПНИЦКИЙ: Раз тебе нравится "Песня о птицах", она и мне больше нравится, все-таки, сегодня твой выбор.

ГРАДСКИЙ: Да, "Песня о птицах", стихи, тоже безвременно ушедшего, замечательного поэта Николая Глазкова.

(Звучит песня "Песня о птицах".)

ГРАДСКИЙ: Поскольку я не был ни архитектором, ни математиком, как Боря, я не был инженером, я сразу сказал, что я буду профессиональным музыкантом и все!

ЛИПНИЦКИЙ: И поэтому ты бросил группу "Скоморохи"?

ГРАДСКИЙ: Поэтому я бросил группу "Скоморохи" первым из групп, но я ее бросил на концертах, поскольку, мне казалось, что зачем мне группа, если я намного интересней могу высказаться, они мне будут… Знаешь, мы ездили в 70-е годы, и ребята со мной играли только две песни из 20. Более того, все концерты, которые происходили в то время в Москве, это понятное дело, были концерты в клубах, на танцплощадках, во дворцах культуры при институтах, в каких-то кафе и, с самого начала, у меня была такая странная мысль, которую я себе в башку вбил и, собственно, я от не отказался до сих пор. То есть мне казалось, что есть некая музыка, вот она совершенно другая, потому что если так включить телевизор, в 1971 году и посмотреть что нам показывали по телевизору, в каком плане… Там, кстати, были прекрасные образцы несколько другой музыки, несколько другой культуры, но вот новая музыка там была совершенно неприемлема и не нужна. Так вот, я поставил себе такую дурацкую задачу: сделать так, чтобы на этой музыке стояла официальная печать. Чтобы, так сказать, через головы и зады, она оказалась доступной людям в более широком смысле этого слова. И, надо сказать, что в какой-то момент это было, но уже позже, где-то в 1981 году. Я почему связываю эти два аспекта, потому что мне позвонили ребята из Архангельска (потом прислали письмо)… Первая пластинка, которая, как я считаю официально прошла, это была пластинка "Русские песни" и на этой музыке, или на этом подходе к музыке, была поставлена печать фирмы "Мелодия", то есть печать Министерства культуры СССР. Повторюсь, пришло письмо из Архангельска, где ребята, которые играли там, в группе, то ли в клубе, то ли в школе, я не помню, они сказали следующее: они играли, к ним какие-то инструкторы приходили, кто-то им делал замечания, кто-то их вообще закрывал, не давал играть на танцах и так далее. Видимо, они играли активную музыку, какой-то рок-н-ролл, а, может быть, что-то свое. И, когда в очередной раз к ним кто-то заявился, то ли разгонять, то ли запрещать, они ему в лицо высунули пластинку "Русские песни", Александр Градский и фирма "Мелодия" и сказали: "Ты просто дурак! Ты просто не знаешь, что в Москве принято другое решение, которое утверждает рок-музыку, как официальный советский жанр". Он увидел все это дело и отстал от них.

ЛИПНИЦКИЙ: А что бы ты предложил сейчас послушать из "Русских песен"?

ГРАДСКИЙ: Да ну, я не знаю, все, что угодно!

ЛИПНИЦКИЙ: И все-таки, твой выбор?

ГРАДСКИЙ: "Ничто в полюшке", наверное, это будет самое-самое веселое оттуда. Хотя, там они, в общем-то, все разные, эти вещи.

ЛИПНИЦКИЙ: Выбор Александра Градского.

(Звучит песня "Ничто в полюшке".)

ЛИПНИЦКИЙ: Ну, мы покончили с Александром Градским, и оказались в XXI веке, в котором, наверное, жить тебе непросто.

ГРАДСКИЙ: А когда здесь было что просто?

ЛИПНИЦКИЙ: Тогда хотя бы было многое ясно. Об этом мы совсем недавно говорили на телевидении в гостях у Димы Быкова.

ГРАДСКИЙ: Это куда ты пошел?

ЛИПНИЦКИЙ: Но были все.

ГРАДСКИЙ: Я знал, чем дело кончится.

ЛИПНИЦКИЙ: Главное, в чем сошлись все 12 гостей, среди которых были и Макар, и Гаккель из "Аквариума", и Вишня, продюсер "Кино" – это в том, что сегодня нет никакой ясности и это очень интересно, с одной стороны.

ГРАДСКИЙ: Как я счастлив, что меня там не было. Я могу тебе эту ясность просто в двух-трех предложениях выдать, если спросишь, без всякого Димы Быкова.

ЛИПНИЦКИЙ: Давай.

ГРАДСКИЙ: Я привык говорить или один на один, или, по меньшей мере, когда два-три человека. Когда 12 человек собираются и каждый хочет что-то сказать, а есть ведущий, который говорит в два раза больше всех и призывает при этом говорить всех как можно короче – я в такие форматы, скажем так, не хожу. Что ты хочешь узнать?

ЛИПНИЦКИЙ: А я тебе задам тот же вопрос о том, что есть рок-музыка сегодня?

ГРАДСКИЙ: Что она есть? Или есть ли она вообще?

ЛИПНИЦКИЙ: Есть ли она, и если она есть, то ее функции.

ГРАДСКИЙ: На мой взгляд, ее сегодня в чистом виде не существует, а в России вообще не существовало никогда. По одной простой причине: с какого-то момента те ребята, которые этим занимались – практически все – успокоились вот на чем: есть некий лидер или несколько лидеров в команде, у которых ярко выражено свое лицо авторское, и поэтическое, и музыкальное, и даже сценическое. И вот это лицо пришлось по душе публике, какой-то определенной публике: у кого-то это несколько миллионов человек, у кого-то, может быть, 20 тысяч, у кого-то 5 тысяч человек. И началась обыденная простая жизнь: сегодня концерт в Ужгороде, завтра концерт в Ижевске, послезавтра концерт в Киеве, послепослезавтра концерт в Москве. И так как большинство, 90 с лишним процентов этих ребят не были музыкантами по профессии, а были людьми других профессий, которые просто увлеклись музыкой – их музыкальный уровень развивался не так резко, как, скажем, мировая музыка. И безнадежно произошло даже не отставание, а неразвитие. И когда это происходит, то, зафиксировав то или иное качество…

ЛИПНИЦКИЙ: Стагнация.

ГРАДСКИЙ: Стагнация, да. Зафиксировав какое-то качество – естественно, то, что Макаревич себя представляет сегодня как музыкант – это намного больше, чем то, что Макаревич представлял себя как музыкант в 70-е годы.

ЛИПНИЦКИЙ: И Гребенщиков тоже?

ГРАДСКИЙ: И Гребенщиков. Да все, все. Все, о ком мы знаем и кого мы любим. Но эта музыкальная основа, то есть основа, скажем, твоего образования – назовем это так – если у тебя не было консерватории или института, или если ты не доверялся продюсеру с консерваторским или институтским образованием…

ЛИПНИЦКИЙ: Ты имеешь в виду, как "Beatles", да?

ГРАДСКИЙ: Как "Beatles", да. Ну, просто у нас таких людей нет, даже института саундпродюсеров до сих пор нет. Понимаешь? В этом случае ты варишься сам в собственном соку и в своих собственных идеях.

ЛИПНИЦКИЙ: Как "Rolling Stones"?

ГРАДСКИЙ: Да. Вот они как играли, там, в 1964 году, так они, собственно, и сейчас играют. Плюс они могут себе поставить симфонический оркестр, кто-то сделает аранжировку, но, тем не менее, это будет все одно и то же.

ЛИПНИЦКИЙ: Я знаю, что ты к ним всегда критично относился.

ГРАДСКИЙ: Я их люблю все равно, но я отдаю себе отчет, что я их люблю за то, что они были, есть и будут такими, и умрут такими. Вот есть некий, там, фрукт или овощ, который ты ни в какой салат не кладешь. Его надо съесть иногда, под водку соленый огурец – все. Но класть его куда-то в другое блюдо – это для меня не очень. Поэтому я люблю "Rolling Stones", и я люблю и "Kings", и "Manfred Mann" слушать иногда даже. Но, тем не менее, те группы, предположим, перестали работать, а "Stones" остаются. Но именно за это мы их любим, так же как и "Aerosmith", которые как начали играть, так и заканчивают играть то же самое. Но качество музыки, конечно, другое. Ты знаешь, какая у меня была интересная вещь? Я тебе скажу. Ты этого не знаешь, и вообще никто не знает. Я очень много общаюсь с Игорем Саульским, когда приезжаю в США. У него дом в Нью-Джерси и у него два сына, прекрасных парня. Оба музыканты, оба прекрасно играют, причем на разных инструментах – и на барабанах играют оба, и на соло-гитарах играют оба, и на фортепиано, и с компьютерами.

ЛИПНИЦКИЙ: Я поясню: эти два молодых человека – внуки нашего знаменитого композитора Юрия Сергеевича Саульского.

ГРАДСКИЙ: Но они по-русски совершенно не разговаривают, потому что жена Игоря типичная американка. Ну, вот все что мы знаем об американских женах – вот эта абсолютно замечательная женщина. И ты знаешь, Игорь устроил им подвал. И в этом подвале они играют – хард-рок, в основном. Ну, и компьютер, и то да се. И там стоят все инструменты, о которых мы могли только мечтать, потому что он купил им все, что можно: от барабанов "Людвиг" до великолепных усилителей, гитар и так далее. Ну, он им обо мне рассказывал, какие-то пластинки и так далее. Ну, я взял соло-гитару, один из мальчиков взял бас, другой сел за барабаны и я как начал с ними играть – мы играли час, у них глаза на лбу были. Ну, я даже сам вспомнил кое-что, как играть на соло-гитаре. В общем, около часа мы долбили этот самый джем. Там и Игорь сидел, хохотал, и его супруга хохотала – все было очень радостно. Конечно, потом мы выпили вина, и все было замечательно. К чему это я говорю: к тому, что эти привязанности никуда не уходят, они остаются во мне. Сыграть, сымпровизировать какую-то песню "Led Zeppelin" с каким-то запилом – это я могу левой ногой. А в этом жанре, что-то такое новое и интересное придумать и выйти с группой – это все-таки ответственно. Так вот, что касается наших ребят. Когда у тебя уже есть своя аудитория, которая тебя обожает, когда она вся приходит на твои концерты, знает все твои песни наизусть, поет вместе с тобой – можно дать влево крен, дать вправо крен в хорошем смысле слова – то, что делает Андрей Макаревич. Он работает с "Оркестром креольского танго", он сочиняет песни под гитару, он пытается высказываться, так сказать, в разных жанрах, и это получается, поскольку тоже имеет свою публику. Но все равно эта публика, в основном, любящая "Машину времени" и любящая его.

ЛИПНИЦКИЙ: То есть люди, по-настоящему любящие джаз, не будут слушать его эксперименты в джазе.

ГРАДСКИЙ: Не будут слушать, не будем обсуждать. Поэтому если бы у Андрея было время – время, подчеркиваю – потому что надо же выживать еще, надо же просто выживать, надо, извини, за электричество платить.

ЛИПНИЦКИЙ: Что сегодня будет коньком концерта? Расскажи.

ГРАДСКИЙ: Ну, это опять как бы "всем сестрам по серьгам". Я думаю, что коньком будет моих новых 5 или 6 песен – посмотрю, сколько получится.

ЛИПНИЦКИЙ: Раскрывать мы их не будем сегодня.

ГРАДСКИЙ: Нет, нет, сегодня не будем раскрывать, потому что это для меня совершенно неожиданный акт. Мне казалось, что после "Мастера и Маргариты" я надолго засохну, и вообще из меня ничего не вылезет такого интересного.

ЛИПНИЦКИЙ: А давай сфокусируемся все-таки на твоей большой этой опере, на рок-опере.

ГРАДСКИЙ: Ну, опере или рок-опере – трудно сказать. Уже много всяких реакций за этот год – она уже год находится в свободном плавании – много разных реакций, но реакции интернетовские, честно говоря, мне не очень интересны, потому что люди просто пишут, что "спасибо, бла-бла-бла" и так далее, и всякие выражения замечательные, которые я не хочу цитировать, чтоб не хвастаться. Есть люди, которые пишут глупость. Один человек замечательный был: "Послушал оперу "Мастер и Маргарита", слушал примерно 10 минут – не зацепило". Ему ответ в Интернете: "А ты курни и зацепит". Из-за этого я люблю Интернет.

ЛИПНИЦКИЙ: А давай, сейчас попробуем зацепить твоей оперой.

ГРАДСКИЙ: Если получится.

ЛИПНИЦКИЙ: Что будем слушать сначала?

ГРАДСКИЙ: Там есть несколько номеров. Есть "Человек творит слова" – это "Ария Иешуа" (40:06).

ЛИПНИЦКИЙ: Давай, "Ария Иешуа".

(Звучит "Ария и Иешуа".)

ЛИПНИЦКИЙ: Напоминаю, вы слушаете программу "Содержание", радиостанция "Финам FM", 99,6. И мы с Александром разговариваем о его одной из последних славных работ, рок-опере "Мастер и Маргарита".

ГРАДСКИЙ: Ты все-таки рок ей приписываешь? Я бы так не сказал.

ЛИПНИЦКИЙ: Приписываю. Я просто не могу тебя отделить.

ГРАДСКИЙ: Ты имеешь в виду ассоциативно, идеологически.

ЛИПНИЦКИЙ: Да.

ГРАДСКИЙ: Идеологически – тогда Бетховен для меня тоже рок-музыка. Я всегда это говорил.

ЛИПНИЦКИЙ: Ну, "Jesus Christ Superstar" – это рок-музыка?

ГРАДСКИЙ: Ну, конечно. Это больше рок-музыка, чем "Мастер и Маргарита", конечно. Там больше вывереннее стилистически. Понимаешь, что происходит? В оперной музыке то, что сделал я – это вообще не делается, потому что оперное искусство отличается от других искусств все-таки моностильностью каждого произведения. Вот, если берется некая идея, скажем, "Кармен", и тогда там есть цыганские напевы, есть испанские напевы, есть общий симфонизм, никаких барабанов, ничего этого нет – опера создается как моностильное произведение. Между оперой "Кармен" и оперой "Пиковая дама" стилистически огромная разница. Это просто два разных произведения.

ЛИПНИЦКИЙ: А вот опера Римского-Корсакова "Золотой петушок", где ты дебютировал в вашем театре?

ГРАДСКИЙ: Тоже другой стиль. Но это все равно некий стиль а-ля рюс, так называемый; то, что Мусоргского "Хованщина", хотя это совершенно разные сюжеты. И Римский-Корсаков вообще был таким человеком, который очень много русской музыки использовал в своих произведениях.

ЛИПНИЦКИЙ: Кстати, Саша, а если бы тебя в том году не приняли в Союз Композиторов, тебя пустили бы петь в Большой театр?

ГРАДСКИЙ: Это было за год раньше. Конечно. Это не было связано абсолютно.

ЛИПНИЦКИЙ: Все-таки нужен был Горбачев и Перестройка.

ГРАДСКИЙ: Да никакого Горбачева там, в общем, не нужно было. Там Евгений Федорович Светланов, который сказал: "А мне нужен вот этот парень". И все там сказали: "Да, да". И не было разговоров, потому что он непререкаемый авторитет. Другое дело, что проблема была с тем, что я должен был перестроиться, поскольку мне надо было петь без микрофонов.

ЛИПНИЦКИЙ: Не, ну я хочу сказать, что ты же в 80-е написал, я помню, очень злые песни по отношению к власти.

ГРАДСКИЙ: Ну, из-за этого я 5 лет и поступал в Союз композиторов. Если бы не покойный Вова Панченко, я туда и не поступил бы, и, кстати, Марк Фрадкин, Колмановский и Пахмутова, которые кулаками стучали по столу…

ЛИПНИЦКИЙ: Понятно. Так, к "Мастеру".

ГРАДСКИЙ: К "Мастеру". Ну вот, а это разностильное произведение. В нем, как и в романе, очень много эклектики. За что ругали всякие там "писатели" Булгакова – за то, что: "Это роман эклектичный, там, стилистические несоответствия, нельзя так писать, то да се…" А потом оказалось, что это величайший роман и попробуй кто-нибудь сказать что-нибудь против. Максимально, на что кого-то хватает – это: "Ну, мне не нравится" и так далее. То же самое я решил сделать в музыке. А если я что-то знаю о классике, знаю о романсовой лирике, знаю что-то, например, о современной музыке, что-то о рок-музыке, что-то о джазе, что-то о соул-музыке – почему бы мне… Это все же срез 20-е, 30-е, 40-е годы.

ЛИПНИЦКИЙ: Предложи сейчас фрагмент твоей оперы, которая бы ответила твоему определению о синтезе.

ГРАДСКИЙ: А ты знаешь, Саша, там этого, к сожалению, нет. А, там есть "Ария Маргариты" в исполнении Елены Мининой. Это небольшая ария, где она поет на Патриарших прудах о своей тоске, о своем переживании. Это абсолютно цыганский романс и сбоку стоит Азазель, который что-то вякает. Вот, посмотрите, послушаете.

(Звучит "Ария Маргариты".)

ГРАДСКИЙ: Смотри, собственно, в этом и была причина. Постольку, поскольку все оперы делаются с цитатами – нет ни одного оперного произведения, где нету цитат времени, как таковых – и я тоже придумал использование различных маленьких цитат в оркестровке, в аранжировке, в инструментовке, в тематизме даже. Скажем, берется тема начала шестой симфонии Чайковского, из нее выезжает "Ария Ивана Бездомного", предположим. То есть, первые четыре ноты Чайковского, а остальные 56 – моих.

ЛИПНИЦКИЙ: Ты принес мне этот кусочек?

ГРАДСКИЙ: Нет, его нет, к сожалению. Но, во всяком случае, все, что в конце концов получается – за это несет ответственность автор. Написано: "Александр Градский, опера "Мастер и Маргарита"" – вот я несу за это и стилистическую, и идеологическую, и идейную ответственность.

ЛИПНИЦКИЙ: А сегодня зрители твоего концерта познакомиться хотят с каким-то фрагментами?

ГРАДСКИЙ: Нет, это абсолютно невозможно.

ЛИПНИЦКИЙ: Только целиком можно ее исполнить?

ГРАДСКИЙ: Или это может быть концерт на исполнение, или какие-то два-три номера, но все-таки, мне кажется, что важнее сегодня две вещи в концерте. Первое: показать, что на 62-м году жизни человек еще может петь до-диез наверху. Это первое, поскольку это всех интересует.

ЛИПНИЦКИЙ: А Плант уже не может.

ГРАДСКИЙ: Ну, Плант – не знаю, но тенора очень редко сохраняются к этому возрасту, даже величайшие тенора. Показать, что человек адекватный, что он не спятил. Спеть какие-то вещи, ради которых очень многие придут, то есть старые песни, которые обязательно нужно петь. И главное – это показать то, что я не стою, и я пытаюсь что-то новое делать и сочинять на злобу дня и на тему дня; и что стихи я стал писать интереснее и лучше, как мне самому кажется. И там эти 6-7 песен, которые будут основой следующего диска, который, видимо, весной или в начале лета выйдет. И мне кажется, что эта затравка, этот задел, что ли – он мне очень помогает. 5-6 лет назад я брал какие-то песни, которые только что написал, я их запускал в концерт, была попытка приучить людей к тому, что это тоже я. Теперь мне их предлагают исполнить из зала. Значит, то же самое происходит здесь: ты запускаешь какую-то новую тему, а люди к ней постепенно привыкают, если удается до них достучаться этой песней – и они уже начинают просить это. Главная задача только в одном: не разочаровать этих людей вокально, инструментально и поэтически и дать им какие-то новые ориентиры, если они у автора вдруг есть. Потому что в тот момент, когда я что-то плохое напишу, и я увижу, что людям на это абсолютно наплевать, то надо будет просто домой и играть в шахматы с сыном и все. И больше не заниматься музыкой.

ЛИПНИЦКИЙ: Ну, судя по тому, что тебя не было ни на одной встрече с сильными мира сего, в которых были замечены твои коллеги помладше – тебя это не интересовало.

ГРАДСКИЙ: Это у меня стилистическая особенность такая. У Пушкина есть замечательное стихотворение о правах: "Зависеть от царя, зависеть от народа – не все ли нам равно? Иная мне видится свобода". Все-таки свобода творчества несовместима, скажем так, для меня – я же не даю рекомендаций другим ребятам, они делают то, что считают нужным, и они по-своему правы. Просто я не люблю этой пыли, мне не нравится, когда телекамеры, люди с микрофонами, трансляции…

ЛИПНИЦКИЙ: То есть ты мог бы с руководителями страны просто выпить.

ГРАДСКИЙ: С удовольствием, почему нет? Я не люблю пыли, ты же знаешь. Я пылю очень скромно.

ЛИПНИЦКИЙ: Мы должны уже прощаться с моим гостем. Александр, я думаю, что сегодня 6 тысяч человек, которые соберутся, наверняка, в Крокус Сити Холл на твой концерт, услышат что-то о современности.

ГРАДСКИЙ: Да. Ты понимаешь, все-таки высказываться лучше через профессию. Потому что когда начинаются – помнишь, ты сказал, разговоры, собираются 12 человек – вот тот же самый Андрон Кончаловский, с которым, как ты сам понимаешь, у нас особо близкой дружбы нет, у него когда-то было замечательно сказано на презентации его фильма: "Вы знаете, вообще-то все презентации и все эти вступительные слова – это очень зря, потому что если фильмом – в моем случае, музыкой, песней, стихами – ничего не сказано, то потом говорить что-то, объяснять, что и почему ты хотел сделать бессмысленно".

ЛИПНИЦКИЙ: Чем сейчас занимается, увы, его брат.

ГРАДСКИЙ: Ну, не знаю. Я не хочу никого критиковать, но я просто знаю, что эти слова Андрона, как и некоторые его слова, которые он мне как-то сказал, они при всех наших разногласиях, и так далее… В том числе замечательные слова, которые мне были сказаны, я их запомнил навсегда. И мы орали, обсуждали какой-то эпизод, мат-перемат стоял дикий, потом мы выдохлись, и он мне говорит: "Слушай, что мы все орем? У нас ведь впереди вечность".

ЛИПНИЦКИЙ: У нас впереди вечность, а у вас, радиослушателей, возможность посетить сегодня большой, я бы сказал, в какой-то степени итоговый концерт…

ГРАДСКИЙ: Конечно, конечно.

ЛИПНИЦКИЙ: …Александра Градского – моего сегодняшнего гостя. И мы, конечно, попрощаемся с этим человеком фрагментом из его замечательной оперы "Мастер и Маргарита".

ГРАДСКИЙ: Спасибо вам за внимание, друзья. До свидания.

(Звучит фрагмент из оперы "Мастер и Маргарита".)


Предыдущая публикация 2010 года                         Следующая публикация 2010 года

Просто реклама и хотя музыка здесь не причем скачать бесплатно CD online Подивіться тут...

Проблема состоит не в Сталине, и не только в Сталине, а вообще, действительно, в национальных чертах нашего народа, а именно в мифологии, в мифологичности русского человека, в его любви к сказкам, к мифам. И это касается не только Сталина, это касается певцов, писателей, музыкантов, актеров, политических деятелей, спортсменов, всех. Мы создаем себе мифы, которые таковыми не являются, мы возводим их на пьедестал, потом начинаем им поклоняться, потом, когда через поколение, через два выясняется, что это просто никто, мы забываем его и так далее. Вот этим мы занимаемся 400 лет.... Подробнее