Александр Градский
У народа и власти - разные свадьбы

Тридцать лет назад его голос был символом социального протеста. А сегодня? 

«Сегодня нам уже не с кем бороться. Мы добились всего, чего хотели…», - признался однажды Александр Градский, говоря о судьбе бунтарского поколения 70-х. Тем не менее, сам великий и ужасный дедушка русского рока по-прежнему не отмалчивается, когда речь заходит о настроениях в народе.

Игры с обществом

«AиФ»: - Александр Борисович, два года назад вы сказали в интервью «АиФ»: «На Руси не принято кичиться богатством». Но чем глубже кризис, тем толще олигархи и чиновники. У них что, совсем отказали тормоза?

Александр Градский: - Власть – на то и власть, чтобы тонко чувствовать настроения людей, особенно в России. И понимать, до какой степени нахально можно себя вести. Но сегодняшние богатые делают вид, что не понимают, где можно, а где  лучше не надо. А народ привык посмеиваться и отдаляться от них. В этом смысле сейчас снова наступило как бы брежневское время, когда Политбюро жило своей жизнью, люди своей, и всех все устраивало. Никто даже и в идеологию особо не лез. Мило все проспали 19 этих лет. Что-то было нельзя, но что-то можно. Но, когда Брежнева не стало, Андропов и Горбачев, видя, что дело плохо, захотели перемен и стали что-то требовать от народа. А народ это, как раз, и не устроило, потому что все уже привыкли «спать отдельно от власти». А тут она зашла в дом и сказала: «Ну-ка, а почему ты не на работе?». Народ возмутился: «Ребят, мы так не договаривались! У вас своя свадьба, у нас – своя. А если уж вы приходите к нам, ну тогда и мы к вам придем…». Что и произошло после перестройки. Если б Брежнев правил еще 10 лет, таких потрясений бы не случилось. Были бы соблюдены понятные большинству правила игры. Как только власть нарушила эти правила и полезла к нам в душу и в квартиру, мы потерпели-потерпели, и взбеленились. Весь август 91-го – это «задели нашего человека за живое». Не просто абы как, а в лицо ему сказали: ты, брат, дерьмо на лопате. И народ попер на улицы.

«AиФ»: - А сейчас нас гладят по головке?

А. Г.: - Сейчас нас почти не замечают. Но есть другая форма задевания: если вдруг станет не на что жить. И человек с пустым карманом окажется перед выбором. Поэтому власть и пытается прощупать уровень допустимого терпения народа. Но можно ведь один раз так надавить, что не успеешь проверить. Прибегут, побьют стекла, все вынесут и макнут головой в прорубь… Это может произойти в любой момент и с любым режимом, даже с сегодняшним. Слава богу, он пока особо не задевает людей и возможностей проявить себя гораздо больше, чем раньше: есть бизнес, можно пахать на себя, менять свое положение в обществе. То есть, народу живется лучше. Власти – нет.

«AиФ»: - Это почему же? Ведь мы ее не трогаем. Даже стучать шахтерскими касками по брусчатке Красной площади и то перестали…

А. Г.: - С одной стороны – да. Но мы ее трогаем знаете чем? Свободой. Министр какой-нибудь не может, попросту говоря, пойти по девкам. При Брежневе ограничивали все для всех – и народу, и власти. Теперь у нас больше возможностей пожить сладкой жизнью, чего, вроде бы не может себе позволить чиновник, поскольку, он уже на виду…

Самоирония власти

На гастролях в Иркутске, 1977 г.

«AиФ»: - То есть, вы лично довольны режимом?

А. Г.: - А почему бы и нет? Я пою, что хочу. И не за бесплатно. Муниципальная власть города Москвы помогает мне сочинять и исполнять мою музыку. Для моего творческого коллектива строится театр… Какие тут могут быть претензии к власти? Конечно, кому-то, очевидно, в тысячу раз трудней себя проявить и заработать. Но Александра Градского, как обывателя, режим не трогает. Он его не привечает, не вешает цацки на лацканы, но и не мешает работать. Поэтому, мне не до политики, синих ведерок и хождения с флагом по улице. Мне смешна подобная мышиная политвозня. Так же как и для власти, наверное. И зря она так резко реагирует на все эти марши.

«AиФ»: - Да, кстати. Ну, походили-помахали транспарантами, ну, покричали. Почему такая реакция?

А. Г.: - Это как комар, зудящий над ухом - он раздражает, но не вызывает уважения. Слишком мелко. К тому же, нет реального оппозиционера, которому доверился бы народ. Чтобы люди сказали: да, вот этот парень клевый. 
 
«AиФ»: -  Но народ восхищается, наблюдая те же акции синих ведерок. В глазах большинства люди, которые их проводят, совершают чуть ли не подвиг…

А. Г.: - Это не подвиг, а прикол, КВН. Все это прекрасно понимают. Это весело. Если бы власть отреагировала так же, и, скажем, министр МВД, ради ответной хохмы, явился на пресс-конференцию с синим ведерком на голове, с ремешком от фуражки, то тем самым расположил бы к себе аудиторию. Российской власти всегда не хватало самоиронии. У нас только Александр Второй был такой. Все остальные слишком надутые. Единственный юмор, который позволял себе Сталин – заставлял Хрущева плясать в косоворотке на банкетах… И такое отношение бесит людей. Посмейся над собой первым, тогда над тобой не будут смеяться другие. Это и называется политтехнологиями - не только во время выборов. Лучше русский человек будет иронизировать над тобой с тобой вместе, чем злиться на тебя на своей кухне.

«AиФ»: - «Мочить в сортире» и «кошмарить бизнес» - тоже самоирония…

А. Г.: - Это некий псевдонародный сленг власти, которая полагает, что если она будет говорить на языке улицы, то станет более понятна людям. И на кого-то это действует. На меня – нет.

«AиФ»: - Значит, повода для бунта больше не существует?

А. Г.: - Он появится, если исчезнут простые человеческие радости. А сегодня они легко доступны, и не только для жителей мегаполисов. Не «Лексус» или личный вертолет, а – природа, шашлычок с друзьями, гулянка с девушками под гитару на околице, поцелуй под ивой, склоненной над прудом. Банально? Но это очень "по русски" Сложные радости – руководство предприятиями,  глобальные перевороты в нанотехнологиях, космические полеты - это нам по большому счету  "пофигу". Простому человеку не нужен космос.

«AиФ»: - Но ему надо чем-то гордиться…

А. Г.: - Да, но можно гордиться семьей, детьми, своим братом, который пашет на тракторе так, как никто другой. Надо наслаждаться тем, что есть. И даже той степенью свободы, кстати, которую мы сейчас имеем. Хотя, на мой взгляд, как уже не обывателя, свободы нужно бы побольше и, прежде всего, внутри себя. Без так называемого "внутреннего редактора ", особенно у СМИ… Беда в том, что разобщенность власти и народа порождает инертность у людей. Когда человек уверен, что за всю жизнь он свой социальный статус не улучшит, и куда бы он не тыркнулся, везде получит по башке, тогда он начинает довольствоваться тем самым малым – шашлык, девушка, стаканчик вина на берегу. Он говорит: ну, ладно, у меня не будет того, пятого-десятого, но уж моего-то у меня никто не отнимет…

«Юрины» полномочия  

«AиФ»: - Вы сказали: «Народ никак не научится в нормальной форме предъявлять претензии к власти». Недавно Юрий Шевчук на встрече интеллигенции с Путиным поддержал «марши несогласных». Он поступил как герой или полез не в свое дело?

А. Г.: - Он выступил не по теме встречи. Речь там шла о помощи детям с онкологическими заболеваниями. И Шевчука, конечно, мягко поставили на место. Он был позван не для разговора о политике. И когда ему сказали: простите, но это дело муниципальных властей, а не дело президента или премьера, по логике и теме встречи все было верно. А Юрий Юлианович Шевчук просто нарвался. Ему надо было бы именно так представится, кстати. А то «Юра, музыкант…».

«AиФ»: - А как вы думаете, почему Путин так…

А. Г.: - Разозлился? Да, это было заметно. Он отвык от таких вопросов. Мне до сих пор кажется, что он вполне достойный человек, но – «власть отвратительна, как руки брадобрея»… Люди неизбежно психологически ломаются. Путин десять лет руководит фантастической, великой империей. Надо обладать невероятным внутренним равновесием, чтобы на троне не понравиться самому себе, особенно если тебе никто не возражает. И вдруг среди безмолвной покорной толпы вдруг появляется некий «Юра-музыкант» со своим социальным протестом. Путин думает: «Ешкин кот! Мы тут про детей, больных раком, а он – о каких-то там «несогласных»…». И указывает «Юре» его полномочия.

Это психология и грамотная работа власти. Профессиональный чиновник тебе скажет: уважаемый, вот бумажка, тут чего написано-то? Ты зачем пришел на это совещание? Тут написано: «Повестка дня». Если будет другое совещание по интересующему тебя вопросу, тогда мы тебя, так и быть, позовем, если, конечно, сочтем нужным…     

«AиФ»: - Почему промолчали остальные участники встречи? Чего испугались?

А. Г.: -  Их просто не спросили – а у вас, мол, какие претензии к правящему строю? Тут каждый решает сам за себя.

«AиФ»: - А если бы там находились вы? 

А. Г.: - Меня на такие собрания никогда не зовут, потому что знают, что все равно не приду. Не люблю коллективных обсуждений… Если б я был фрондером, то молчать бы не стал. Но все равно сказал по теме. Больные дети – проблема первостепенная. Если, в силу каких-то обстоятельств, власти считают ее девятой или десятой - их дело. За этот выбор, - может верный, может, нет - они понесут историческую ответственность. Если бы кто-то из участников встречи спросил, почему в России, как написано в Конституции - социальном государстве, нет госсредств на больных детей - это было бы по делу! Но не надо говорить: «У нас нет денег». Давайте посмотрим, куда идут капиталы «Газпрома» и «Лукойла», на покупку каких футболистов. Почему стоимость газа растет – не потому ли, что за футболиста «икс» было заплачено 10 млн. долларов? Из каких это карманов?.. Конечно, может, от того, что за «Динамо» будет играть Курани, в стране станет больше спортсменов? Его пример всех воодушевит? И эта радость победы на стадионах впоследствии возвеличит Россию? Не знаю… А может, наоборот - из-за него, например, молодые динамовцы не смогут попасть в основной состав команды, расти, и потом у нас, как всегда, кроме легионеров, не найдется своих игроков для сборной…

Несогласные и неизбираемые

Кстати, «несогласным», за которых вступился Шевчук, предлагали шесть или семь мест для их марша и митинга. Причем, это не были какие-то окраины типа Перхушково или Коньково-Деревлево. Это были центровые места – например, Болотная площадь. Но нет!  Мы хотим вот именно здесь! Хотим, блин, и все… Но я, например, гражданин и житель своего города, не желаю, чтобы вокруг меня выстроилось пять тысяч милиционеров и пятьсот митингующих, начались крики, скандалы, битие стекол и лиц, и из-за всего этого перекрылось бы движение. Не потому, что я разделяю или не разделяю взгляды митингующих. Я хочу порядка и покоя.

Наверно, для подобных собраний, как "несогласных" так и "согласных", нужно бы где-то обустроить  "Гайд-парк" – чтобы это не было посреди города, и чтобы из раза в раз не повторялись одни и те же безобразные сцены, когда кого-то куда-то тащат, заталкивают в спецфургон и по дороге еще могут накостылять… Жесткость властей понять можно: дай палец, всю руку откусят. То есть, сегодня митинг тут, а завтра «несогласные» соберутся у Спасской башни и перегородят президенту въезд в Кремль…  Конечно, и Медведеву, и Путину необходима оппозиция – не такая, которую они сами себе организовывают, а нормальная. Но сегодня у этой самой оппозиции нет шансов привлечь к себе людей. Так уж вышло. Есть известные кандидатуры и политики, но они, как говорят, политтехнологи, неизбираемы. И все об этом знают, в том числе и они сами.

«AиФ»: - А почему у оппозиции нет личностей?

А. Г.: - Потому что во время выборов они сделали то же самое, что и власть: выжгли все вокруг себя, чтобы избежать конкуренции. Ну, кто у нас теперь главный оппозиционер? Немцов, Каспаров, Лимонов, Касьянов, теперь и Шевчук, может быть. Но электорат за них голосовать не будет.

И вообще, душить сейчас свободу стало куда сложнее. С возникновением Интернета трудно представить, что где-то в приличной стране, где живут, в общем, не сумасшедшие, может возникнуть авторитарный режим. Распространение информации почти повсеместно стало безвизовым, бесцензурным и с трудом поддается контролю, а тем более запрету.

«AиФ»: - То есть, Интернет отменил тоталитаризм?

А. Г.: - Еще нет, но уже по всему миру наблюдается агония и смерть авторитарных режимов. Даже в среднеазиатских республиках бывшего СССР и то на смену баям идут парламенты. А это уже диагноз.

Стеб над Чеховым

Фото с юбилейного концерта

«AиФ»: - В конце 80-х вы спели: «Ах, время наше сучее, летучее, ползучее, и прочее жулье…». Времена изменились?

А. Г.: - Да, но при этом все вывернулось наизнанку. Весь мир катится в тартарары. Неумолимо. Все, даже в искусстве, сводится к получению мелких примитивных удовольствий. К развлекухе… Смысл сегодняшнего "искусства" вообще – обслуга и развлекуха. Творческие люди, которые не хотят этим заниматься, а хотят продолжать взывать к развитым чувствам, не востребованы. Даже народом. Народ каждый день настолько устает от информационного стресса, что ему ничего не остается, как только плясать под дудку телеящика…

«AиФ»: - То есть, потому и не идет пафос, что народ перегружен развлечениями?

А. Г.: - Пафос – это апофеоз неразвлекухи, кристальная вершина, к которой надо стремиться. Это почти всеми сейчас считается дурным тоном. Типа, давайте, лучше, будем все стебаться. Но тогда над чем? Чтобы издеваться над новым Достоевским или Толстым, нужно их прежде всего иметь. А их нет. Нету новых примеров для стеба. Когда какого-то режиссера ругают за то, что у него по сцене бегают голые девки с мужиками в пьесе Чехова или Гоголя, то ругают зря – он хочет именно стебаться, а не найти новую пьесу или нового автора. Ему просто некогда этим заниматься. Зачем, когда вон, на полке, уже стоит драматическое произведение, прошедшее испытание временем? Давайте лучше его возьмем и простебаем… Вот он и пишет в сценарии: «Чехов с голой задницей наперевес». И все, какая-то публика в зале есть. Требовательная, нетребовательная – неважно. А тем более, если еще какой-то симпатичный актер играет или актриса, - все, стебалово удалось. Но это пусть в катастрофу, в провал.

Короче, раньше было «Я помню чудное мгновенье…», а сейчас  - «Я целую тебя везде, ты моя там давно уже». Вот, к чему пришла высокая поэзия. Как после этого не считать, что мир скатывается в пропасть?

«AиФ»: - Во все времена люди в возрасте возмущались нравами молодежи и сетовали, куда, мол, катится мир…

А. Г.: - Ну и что? Общий настрой взрослого человека к молодежи за столетия и даже за тысячелетия не изменился. Но изменилась степень падения нравов. Сейчас, относительно прошлых эпох, она огромна. Хотя, несмотря на брюзжание, я, тем не менее, вижу много молодых людей, которые являют собой полную противоположность антикультуре. Они развивают себя и вообще даже не смотрят телевизор…

«AиФ»: - Значит, не все так уж плохо, Александр Борисович?

А. Г.: - Это, так сказать, только отдельные ростки, а в целом – увы. Когда-нибудь даже самый сильный росток не пробьется сквозь толщу все новых и новых слоев асфальта. Из отзывчивых и сочувствующих людей мы неумолимо превращаемся в расчетливых и черствых. И вскоре можем потерять себя – свою национальную самоидентификацию. Хотя, шансы у нас все-таки есть. Россия - страна молодая. Вот на молодежь и надежда.

Досье

Александр Градский родился в 1949 г. в г. Копейске (Челябинская обл.). Певец, музыкант, автор музыки к десяткам художественных и анимационных фильмов. Народный артист России, лауреат Госпремии РФ. Живёт и работает в Москве.

Вот кто-то вышел на площадь
И начал кричать и стенать.
Казалось, чего уже проще –
Мне рядом с ним час постоять?
Но я проезжаю мимо…
И ты проезжаешь мимо…
И все проезжают мимо…
Упрямо и неумолимо.

О чем он кричит и стонет-
Не знает он даже сам.
В России последние сто лет
Никто уж ни с кем не спорит.
Вот слово сказал – поносят.
Косою махнут и скосят.
Чуть высунул голову – сносят,
Не плача по волосам.

Но тут завизжали шины.
Сверкает мигалок ряд.
Из черной большой машины
Выходит «отец и брат».
Пойдет он вот к этому «кто-то»
И молча с ним постоит.
И это стояние что-то
кому-то и объяснит…

А охрана охренела
От такого «протокола».
Охраняемое тело
Вышло, понимаешь, в люди
Для прикола.
Непростительный прокол!
Куча камер теле !
И прицел телевиков
На «священном» теле…

Они друг на друга глянут
И станет понятно им,
Что лучше «накрыть поляну»
И поговорить двоим…
О том, как тоска их гложет
И «мать твою, перемать!».
О том, что страна не может
Сама себя поломать…
О том, что люди не в силах
В глазах своих не упасть.
И кто бы и как не давил их,
Молчать и мечтать о вилах.
А если добиться власти-
Опять же одни напасти!
Нельзя ведь упасть отчасти…
Построить и не украсть…

Поскольку закона нету,
Чтоб выжить, его соблюдая,
Его нарушают все тут
От края страны до края.
И надобно жить осторожно
И не рисковать острожно.
Поскольку любого можно…
Законно любого можно
Лишить и свободы и рая.
По- тихому- это можно…
По- быстрому – тоже можно…
Украсть – ну, конечно, можно!
И лгать себе – вобщем можно,
Как пешкой собой играя…

Мчит охрана со всех ног.
Лимузин и «воронок».
В Кремль одного, а другого в тюрьму.
Вобщем …пока… ненадолго.
Но, по-прежнему , в Колыму
Впадают Ока и Волга…

И, волей судьбы – безобразницы,
Их могли поменять местами.
И никто не заметил бы разницы…
Почему – Догадайтесь сами...