Александр Градский: Я всегда ставлю завышенную планку29 ноября легендарный певец, композитор, поэт Александр Градский, которому недавно исполнилось 60 лет, дал концерт в харьковском оперном театре. В первом отделении он выступил вместе с симфоническим оркестром областной филармонии. На следующий день концерт в том же составе прошел в Днепропетровске. Сказать, что выступление прошло блестяще – ничего не сказать.Филипп Дикань 2 декабря 2009 16:19 |
Градский был в отличной форме, такое впечатление, что его голос с годами не стареет. Великолепны были и музыканты оркестра, маэстро отметил их сыгранность. Было видно, что главный дирижер и директор филармонии Юрий Янко не просто доволен, а счастлив от такого сотрудничества – его лицо буквально светилось. Перед концертом Александр Градский дал интервью «МедиаПорту».
– Александр Борисович, как сложилось сотрудничество с нашим оркестром филармонии?
– Очень просто. Обычно я работаю последний год с оркестром или даже двумя, ну и, в общем, можно было приехать сюда и без оркестра, просто с минусом (то есть с записанной музыкой, но петь вживую – ред.), но с оркестром красиво – музыканты на сцене, так приятней.
– Вы пару лет назад выступали в Харькове под минус.
– Чуть больше. Каждый концерт все равно разный, даже если меняются всего лишь несколько вещей. Это, во-первых. Во-вторых, люди остаются под каким-то своим впечатлением, а так как у меня телевидения нет или почти нет, эти впечатления за такой строк, скажем так, забываются или почти забываются. Иногда надо напоминать. В принципе, не сильно отличается тот концерт, который был тогда, от того, который сейчас, просто вещи какие-то новые добавились, написанных за последнее время.
– Александр Борисович, простите за, возможно, не совсем профессиональный вопрос, но Вам помогает, когда есть живые инструменты?
– Ну конечно, помогает. Дело в том, что без оркестра один на один с публикой, а так с тобой еще музыканты работают. Это тоже своего рода эмоциональное воздействие на людей. Как бы это ни звучало, учитывая, что мы только сегодня (в день концерта – ред.) один раз репетировали. Все-таки оркестр – это гораздо лучше, вот и все.
– Мне в филармонии открыли тайну, что некоторые партии Вы попросили поднять, что, как сказали, певцы делают крайне редко, обычно просят, наоборот, понизить.
– Нет, ни поднять и не повысить, а просто поменять тональность приходилось кое-где. Это чисто профессиональное. Например, романсы не всегда написаны для тенора, партитура может быть для баритона или для сопрано, поэтому ты меняешь тональности и оркестрантов просишь тоже это делать. У них аранжировка может быть под конкретного исполнителя, для которого это было низко или, наоборот, высоко.
– А бывает у Вас такое, когда Вы специально ставите завышенную планку, чтобы ее взять?
– Ну... я не знаю (смеется). Сложно сказать. Планку завышенную смотря в чем.
– В вокале, в данном случае.
– В вокале я всегда это делаю. Я ее не ставлю завышенную для себя, я ставлю ее завышенную как таковую, вообще (усмехается). Если задуманное удается осуществить, тогда эта планка становится нормой, и вещи остаются в твоем репертуаре. Например, в прошлый раз я не пел арию Калафа из «Турандот», сейчас я ее буду петь. Потом вот что важно. Дело в том, что тот набор классических номеров, который будет в концерте, само количество этих номеров и их суть, они в общем-то рекордные. Обычно тенора никогда это не поют подряд, это довольно сложно. Подряд петь эти произведения: Неморино, Герцог, Хозе, Калаф – это дай Бог на целый концерт на двухчасовой, что-то в начале играют, потом какие-то легкие вещи, потом еще в конце что-то. Так построен классический концерт. Это на самом деле считается тяжело. Ну, а я один раз попробовал, второй раз попробовал, смотрю, получается. Но эти условные «рекорды» публике совершенно неважны. Публика в целом не должна даже и понимать, что происходит. Но потом, когда сравнивают или когда соседи, понимающие, знающие музыку, рассказывают, что это подряд трудно совместить, тогда публика проникается и задним числом понимает, что произошло. А во время концерта совершенно бессмысленно пытаться сказать, что вот, мол, ребята, подождите, сейчас будет невероятный трюк. Во время концерта важно не дать публике расслабиться, постоянно держать внимание – это главная задача любого концерта. Потому что самое страшное во время концерта, если публика начинает скучать, отвлекаться и заниматься какими-то другими делами: конфетки разворачивать, смотреть в программку или на девушек. (смеется) Это самое страшное для певца, что может быть.
– Александр Борисович, позвольте несколько вопросов о Вашей опере «Мастер и Маргарита». Вы не раз говорили, что работали над ней 30 лет. Когда пришло понимание, что вы хотите видеть и слышать именно этих людей, а там около пятидесяти, по-моему, человек...
– Пятьдесят семь или пятьдесят шесть. А оно пришло в последний момент на самом деле.
– Вы не думали изначально ни о каких фамилиях?
– Нет, я вообще думал, что найти не удастся персонажей. Собственно говоря, на трех персонажей так и не нашел исполнителей. Я думал, за одного кого-нибудь спою, за Мастера или за Воланда, – пришлось петь за четырех именно потому, что я не нашел адекватных исполнителей.
– По какому принципу Вы подбирали исполнителей?
– По принципу характера. Поэтому там, где не особо нужен вокал, а великолепный драматический актер, с харизмой и с узнаваемым тембром, что важно, там решился вопрос гораздо проще. И если нужен был Алексей Васильевич Петренко – он там несколько фраз сказал, был Табаков Олег Павлович, Геннадий Хазанов буквально две фразы говорит, Лена Камбурова тоже немного там, но она нужна была. От характера зависело очень много, потому что когда опера построена так, что 10-12 характеров поют попеременно, практически вместе, нужно, особенно при прослушивании, потому что ты же не видишь этих людей, чтобы это было очень ярко. Табаков, Касаткина, Голубкина, Лепс [Публично заявил о поддержке военных преступлений путина в Украине], Розенбаум, Макаревич, Кутиков, Конкин, Хабаров, Серышев, Ярмольник, Кортнев, Золотухин, та же Казарновская, Моторин, – это уже солисты Большого театра с большими голосами, – каждый из них был необходим в своем характерами. И это уже зависело от меня, насколько я мог удачно объяснить этим людям, что я от них хочу. Мне кажется, что, во-первых, мне это удалось, а с другой стороны, они все здорово шли мне навстречу.
– Александр Борисович, неужели среди всех этих людей не было никого, кто ответил бы на предложение поработать, мол, нет, Градский это не мое.
– Знаете, у меня было несколько отказов. Никто не сказал: «Градский - это не мое», скорей, отказы были идейного плана, что ли. Из пяти примерно отказов два или три были такого плана, что я не могу или я считаю, что этого не надо делать. Причем, когда я эти отказы получал, я не очень не расстраивался, потому что не был абсолютно уверен, что данный актер, данный вокалист стопроцентно на эту роль. Из пятидесяти с лишним ролей у меня только на эти пять-шесть было по два-три кандидата, и вот один из них соглашался, второй не мог, а третий отказывался. В принципе, реально я сожалел, может быть, только о двух отказах, а теперь уже не сожалею о них, потому что исполнители на эти роли пришли и сделали замечательно свою работу.
– В «Мастере и Маргарите» спел Кобзон. Уже стерлись представления некоторых Ваших поклонников, считавших лет 30 тому назад, что фамилии Градского и Кобзона не совместимы?
– Я никогда этого не понимал. Я выступал с Кобзоном вместе в концертах Пахмутовой, например. Он там пел репертуар Пахмутовой, я там пел репертуар Пахмутовой. Конечно, мы разные исполнители, но... Когда я начинал карьеру, я выступал как рок-музыкант несколько лет, но это было первые несколько лет, может быть, лет 7 или 8. Потом я сказал себе, что это неинтересно – довольно односложный способ высказываться. Мне гораздо интересней то, что сейчас происходит, потому что в опере, например, я высказываюсь в разных жанрах, разных стилях, и это гораздо веселее во всех смыслах. А потом, когда ты начинаешь становиться автором, не просто исполнителем, а если у тебя есть возможность, ну скажем, даже импровизировать в стилистике, то чем более широк твой кругозор и знания, тем больше ты можешь использовать самые разные стилистики в музыке и не зацикливаться только на песнях или каких-то зарисовках музыкальных. А Кобзон спел в «Мастере и Маргарите» Каифу – я считаю, что это идеальное совпадение во всех смыслах, в том числе и в идеологическом.