Интервью с музыкантом Александром Градским

Некоторые пытаются обвинять его в эпатаже, некоторые даже склонны видеть в нём проявления хамства, но едва ли найдется человек, не знакомый с нетленным шлягером «Как молоды мы были» в исполнении Александра Градского. Александр Градский – это не просто Личность, это целое культурологическое явление. Не без его участия рок-музыка была официально признана в СССР. Несмотря на разношерстность мнений о себе, Александр Градский и сегодня остается верен своему профессионализму. Отпраздновав 3 ноября свой день рождения и отгремев грандиозным концертом в Москве, «патриарх русского рока» привез в Минск революционно-новый шестиканальный звук и выступил при полном аншлаге в КЗ «Минск». Профессионалы есть профессионалы. В очередной раз зрители стали свидетелями трехчасового действа, которое сам Александр Градский назвал «25 лет назад, только по-другому». После концерта живая легенда, известная тем, что не балует журналистов своей благосклонностью, согласилась ответить на наши вопросы.

- Вам нравится минская публика?

- Да. Концерт был просто замечательный, очень хороший. Очень хороший зал, и очень хорошие люди. Возможно, кто-то оторвал от себя последнее. И я это очень ценю, потому что я знаю, что люди здесь живут пока не так богато, как в Париже, в Лондоне, даже не как в Москве. Тем ценнее. Тем ценнее присутствие на концерте людей, которые нашли в себе возможность оторвать от себя деньги и придти на концерт. И поэтому я работал 3 часа, потому что я понимаю, что раз они сделали для себя такой подвиг, то и я перед ними в долгу.

- Насколько нам известно, в свое время вы целый год провели в Беларуси?

- Даже больше! Больше двух лет. Я работал в Гомельской филармонии, работал в Минской филармонии. Был такой театр «Скоморох», и мы с ним вместе выступали. Было хорошее время, просто чудесное. Мальчишками все были, и нам было все равно, сколько у нас денег. Были девушки, которые нам картошку таскали из дома. Так что, в общем-то нормально жили, пить-то мы особо не пили (смеется).

- Вы на самом деле могли прожить на 30 копеек в день?

- Я и жил, только на 30 копеек в день мы жили вчетвером. Здесь в Беларуси, в гостинице «Сож» в городе Гомель в 1968 году.

- Беларусь того времени и Беларусь сегодняшняя отличаются принципиально?

- Вы знаете, вся страна ведь изменилась. И Россия изменилась, и Беларусь изменилась. У меня нет ностальгии по советским временам, но у меня ностальгия по тому времени, когда все были вместе. Для меня, как бы там не говорили, это всё равно одна страна — Беларусь, Россия, Украина, Казахстан. Политики, в основном, хитро преследуют интересы, нам часто непонятные. Может быть, это и правильные интересы, но лично я их не могу понять.

- Это правда, что вы придумали слово «совок»?

- Да, но это было очень давно (смеется).

- Вам сейчас не обидно, что оно приобрело столь негативную окраску?

- Знаете, оно и было не очень. Не то чтобы оно было положительное. Это просто развести руками и сказать: «Ну вот мы такие». Это не оскорбительное слово, хотя сегодня, конечно, чаще в оскорбительном ключе употребляют. Но знаете, слово ведь не воробей, вылетело – теперь оно тебе уже не принадлежит. И ведь это слово стало популярным! Есть ещё слово «журналюги». Оно тоже было довольно ласковое, а теперь стало таким термином, которым величают журналистов, скажем так, не очень порядочных. Хотя я его использовал в совсем ином значении. Я считаю, что если ты что-то придумал, то успокойся, если кто-то будет использовать это в том или ином контексте.

- Почему в 2003г. вы не выступили на Московском концерте памяти Владимира Мулявина, несмотря на то, что ваше участие было проанонсировано?

- Дело в том, что его организовывали несерьезные люди, преследующие какие-то свои цели, и мне просто не хотелось в этом участвовать. А сейчас я как раз принимаю участие в организации концерта его памяти. Только мы планируем провести его на более высоком уровне. Организуем вместе с администрацией Президента России, и даже вышли на Александра Григорьевича Лукашенко с тем, чтобы это было и под его эгидой, и под эгидой администрации РФ. Планируется организовать два концерта: один в Минске, другой в Москве. Предполагается большое количество участников – около ста человек. Естественно, для организации такого концерта нужны в том числе и государственные вложения, и российские, и белорусские, так как все затраты сложно потянуть одной стороне. Как раз будет 65-летие Мулявина, мы хотим приурочить концерт к этой дате. Во всяком случае, письмо подписала уже Александра Николаевна Пахмутова, я и директор Госконцерта Костя Воробьёв. Мы очень надеемся, что всё задуманное получится.

- А вы максималист по натуре?

- Нет, просто я профессиональный человек, и всё. Хотя, если бы музыка была сродни строительству, то, понимаете, иметь одного строителя грамотного на всю страну – это чудовищно. Слава Богу, у нас строителей много. А в музыке так бывает, к сожалению.

- Для вас живой звук – это принцип?

- Живой звук – это вообще обязательно! Я, например, езжу с компьютерными программами и с playback –ами, исключительно из того, что у людей нет средств, чтобы оплатить концерт полностью, чтобы это было с музыкантами и т.д. Вот у меня в сегодняшнем playback-е играют все лучшие музыканты страны. Играет Бутман, Гончаров играет, Юсупов. Как я их соберу на один концерт? Я их из разных оркестров собрал только на запись. Я буду делать оперу по Булгакову, и пока не представляю себе, как она может быть поставлена в театре. Для этого нужно будет откапать всех лучших исполнителей, постоянно работать с ними. А как их собрать на один спектакль? А так как я всё время ставлю довольно высокие цели, то получается, опускаться ниже я не могу. А зрители сегодня не могут платить 100$ за билет. Ну в Москве — ещё туда-сюда, а в других городах – это редко. Тем более, надо всё-таки отдавать отчет в том, что мой зритель, скажем так, зритель, желающий развития на концерте, а не просто приходящий побалдеть, мой зритель в общем небогат. И многие люди в Минске, которые бы очень хотели придти на сегодняшний концерт, и имели бы законное право там быть, не смогли себе этого позволить, так же, как и в Москве. Вот это неприятно, это проблема.

-Почему перед концертами вы всегда делаете sound-check сами? Не доверяете другим?

- Дело в том, что для того, чтобы быть уверенным в себе, нужно иметь постоянный зал с постоянно настроенным звуком. Пока этого нет. Более того, пока нет звукорежиссера, с которым можно было бы работать постоянно, который бы идеально знал мою программу. На всех стульях усидеть невозможно — и деньги зарабатывать, и заниматься творчеством, и быть в форме, и содержать людей. Если ты занимаешься, к примеру, «шоу-бизнесом», то там нет настоящих звёзд и лидеров. Там все работают в команде, и это и есть настоящая командная работа. Но эта командная работа, прежде всего, связана с тем, что люди занимаются халтурой. Заниматься настоящим делом нужно только с постоянными людьми и на стационаре, в ситуации, когда всё идеально отстроено. Если ты переезжаешь из города в город, то это практически невозможно отстроить. Каждый зал разный, каждая аппаратура разная, каждый звукорежиссер разный. Поэтому надо доверять только собственному слуху и больше ничему. И если на этом пути тебя подстерегают ошибки, то ты сам в них виноват, а если достижения, то это твоя заслуга. Ни на кого не придется ничего сваливать. Это удобно, это идеально позволяет сохранять спокойствие, без которого никакого концерта не получится. Так намного надёжней, и это проверено временем. Я ведь сколько лет уже работаю!

- Вы помните свою первую гитару?

- Да. Она была самодельная, и у неё почему-то было 5 струн. И мне всегда приходилось специальным образом её настраивать. Такой вот эксклюзив. Не знаю, где она сейчас. Скорей всего, она давно уже где-то сгнила. А жаль!(смеется)

- Какая из ваших музыкальных наград и премий вам наиболее дорога?

- Я думаю, конечно, «Билл Борд» 75-го года.

- А у вас случаются периоды творческого кризиса?

- Нет. К счастью, я вообще не знаю, что это такое. Я пишу круглосуточно. Я поздно ложусь и рано встаю, сплю по четыре часа в сутки. Если среди ночи мне что-то привидится или рифма какая-то появится, то я обязательно должен записать, иначе забуду, поэтому всегда рядом лежит листок и карандаш. Главный кризис для композитора – это отсутствие мелодических идей. Как бы я не писал стихи, всё равно я себя чувствую музыкантом. Хотя, сегодня на концерте было очень много вещей на мои стихи. Но тем не менее, несмотря на то, что я могу их оценить и знаю, что они сделаны правильно, может быть, даже хорошо, я, прежде всего, музыкант. И вообще я себя вижу словом «автор». Я автор всего того, что я делаю. Сегодня на концерте, например, был звук 6-ти канальный, вы присутствовали при революционном событии. Я первый это сделал. Никто этого не делал так, как я. Мне это было интересно. Это приятно. Я делаю какое-то произведение, которого до меня никто не делал или, например, я добиваюсь каких-нибудь вокальных удач чисто пением. Это приятно. Но всё это – авторство. Печать жанра — рок, поп, классика – это всё весьма условно. Если человек обладает пластическим голосом, поёт рок-песни классическим голосом, важно делать это органично. Если это органично – значит, это имеет смысл делать. «Вот это такой-то, вот это его», — будут говорить. Меня устраивает положение, при котором меня могут отличить, вот и всё. А уровень мастерства, есть оно или нет – этого сейчас никто не может определить. Это всё потом определят, когда человека не станет, пройдет лет 30. И если он останется в памяти людей, в памяти музыкантов, культурной общественности – он не зря жил, что-то после него осталось.

- У вас много друзей, настоящих хороших друзей?

- Ну парочку, пара-тройка ребят. Причем всё это сложилось за последнее время. Я как-то встретил людей, с которыми раньше был знаком, но потом мы разошлись, даже и не были друзьями. А в последнее время у меня два-три таких близких человека появилось. На самом деле, такие люди, как я, должны быть более одинокими. Я же вообще-то в засаде. Ну вы посмотрите, что делается и в музыке, и в общественной жизни. На виду очень много людей, скажем так, недостойных того, чтобы они были на виду. Они не являются плохими, потому что плохих людей на свете нет. Но им не по заслугам их известность. И создается впечатление, что вот так оно и должно быть. А это не так. С одной стороны. А с другой стороны, музыка – такое дело замечательное, что можно сидеть одному дома. Да нет, я одинок, конечно, но я к этому привык, честно говоря.

- Среди современных российских рок-групп есть группы вам симпатичные?

- Я не буду никого называть. Мне неинтересна эта музыка. Это детские упражнения, школьные такие.

- Вы их в принципе всерьез не воспринимаете?

- Нет, это не более, чем PR. Если бы у этих групп не было возможности себя показывать, выпускать диски за копейки, раскручиваться по телевидению, когда тебя используют, я думаю, что никто бы и не узнал их никогда. А из тех, кто когда-то играл недалеко от меня, тот же Андрей Макаревич или Юра Шевчук, — это всё люди, скажем так, одной со мной крови, но всё-таки они не профессиональные музыканты, и это слышно. И если они имеют успех, то это успех социологический, прежде всего. Социологический, идейный, политический, какой угодно, но не музыкальный. Поэтому-то я, к сожалению, и отвечаю, что в общем-то, человеком, учеником, преемником моим, как угодно назовите, никто не является просто потому, что никто не разделяет моих убеждений. Нет таких, кто придерживается таких же принципов, как я. А преемники – это вообще социальная идея. Это социология и не более того.

- Какую музыку слушает сегодня на досуге Александр Градский?

- Вы знаете, я почти не слушаю ничего. Очень редко, в основном, это музыка в машине. Ну а если слушаю, то это, как правило, старая американская музыка, main-stream такой: Сенатра, то интересное, что делает сейчас Брайан Ферри. А из новых – Стинг, Филл Коллинз, Питер Гэбриел, Пинк Флойд. В общем, что-то в этом направлении. Могу с удовольствием в любое время слушать Битлз. Всё зависит от настроения, но, в основном, я слушаю музыку в машине. А чтобы просто так сесть и слушать – так у меня нет времени. А если я иду на концерты, то я иду на концерты хорошего исполнителя. Я был на концерте Брайана Ферри в Москве, и получил большое удовольствие. Это был маленький концерт в рамках международной выставки, но было очень здорово. Я был почти на всех подобных концертах. Я не был на концерте Филла Коллинза в Москве, но я дважды был на его концерте в Лондоне. Можно, конечно, на индивидуальность наложить информативный пиар, тогда рождается звезда эстрады. Но мне это неинтересно. Никакого пиара не было у Сенатры, но он великий певец.

- Реклама и пиар вас раздражают?

- Это необходимое зло. Если вы имеете в виду шоу-бизнес, то это то, без чего шоу-бизнес существовать не может. Так же, как нужно продать людям сосиски или тампаксы, это ведь тоже без рекламы не обходится. Сегодня я, слава Богу, в рекламе не нуждаюсь. Но это совершенно не значит, что любой другой настоящий музыкант, если вдруг он родится и будет перспективен, обойдется без телевизионной ракрутки. Сегодня это очень сложно. А раньше по принципу «одна баба сказала» можно было стать знаменитым даже без телевидения. Мне было бы неприятно, если бы общественное мнение обо мне было плохое. Я знаю, какое общественное мнение обо мне. Общественное мнение — это мнение людей, а не мнение журналистов, и даже не мнение начальства. Я знаю, как ко мне относятся люди. Я это чувствую, более того, я это просто вижу. У меня нет охраны, и у меня нет пафоса. Я хожу на рынок сам, у меня нет прислуги. И люди это видят и знают.

- Вы ведь иногда принимаете участие в ток-шоу?

- Ну это бывало. Это больше ошибка с моей стороны. Иногда какая-то проблема меня задевает, я прихожу её обсуждать, и вот эта моя эмоциональность в таких вещах, она подводит. Кажется, что сможешь что-то объяснить кому-то, а потом вдруг выясняется, что тебя пытаются использовать. Из всех ток-шоу есть пару ведущих, с которыми я в нормальных отношениях. Это Познер и Соловьев, к примеру. Последнее время очень часто смотрю телевизор, всё подряд. Я просто смотрю, как мне не надо жить. А из того, как мне надо и как бы я хотел, только спорт смотрю. Спорт – это то, что меня увлекает.

- А вы пользуетесь Интернетом?

- Нет. У меня нет Интернета. Пока нет. Но меня моя девушка уже заела, требует Интернет. Конечно, я знаю, что такое Интернет, и знаю, что я буду слишком увлечен им. Поэтому намеренно себя ограничиваю от таких вот увлечений, которые могут у меня забрать время. А к новинкам high-tech я, конечно, не равнодушен, если я делаю со звуком то, что я делаю.

- Зато Интернет вами интересуется. На форуме сайта www.pesnyary.com разгорелась дискуссия по поводу ваших слов о том, почему вы годами намеренно не играли песен, ради которых многие приходили на концерт, к примеру, «Как молоды мы были». Некоторые даже обвиняют вас в эпатажности. Это так?

- Не знаю, это дело тех людей, которые это говорят. Предпочитаю ни с кем не спорить. Я давно уже такого не делаю, давно понял, что этого, может быть, и не надо было делать. Там была другая идея. Дело в том, что в то время, когда я начинал гастрольную работу, к словам «рок-н-ролл» и «рок» у начальства было особое отношение. У меня всегда было ощущение, что следующий концерт будет последним, что мне вдруг не разрешат работать. Поэтому я должен был на каждом концерте донести до зрителя то, чем я, на самом деле являюсь, своё авторство. А если говорить о песне «Как молоды мы были», то автором этой песни является Пахмутова и Коля Добронравов. Очень большое значение для этой песни имело то, что её всё-таки показывали по телевизору несколько раз. Эта телевизионная реклама в том смысле, в котором она была уже тогда, в 1976-м году, имела огромное значение. Если бы в то же самое время любую из моих сегодняшних вещей показали бы хотя бы 10 раз подряд по телевизору, то она бы стала не меньшим хитом. Я очень благодарен Пахмутовой за то, что она решила со мной это записать. Насколько я знаю, она тоже считает, что хорошо получилось, что я эту песню спел. Но она более эстрадная всё-таки, чем то, что я делаю. А талантливые композиторы, такие, как Пахмутова, это ведь раз в столетие случается. И у них раз в карьере может случиться такая вещь, как «Как молоды мы были». Поэтому тут как-то всё совпало.

- Каковы ваши планы на будущее?

-Театр. Театр современной музыки. Сейчас заканчивается реконструкция, и скоро он будет готов. Тогда я вряд ли буду ездить на гастроли часто. Если удастся сделать все то, что задумал, я полагаю, что это будет чем-то интересным. Прежде всего, я собираюсь поставить оперу «Мастер и Маргарита» по Булгакову.

- В вашей будущей опере будут звучать конкретные известные голоса или будет проводиться кастинг совершенно новых голосов?

- Я пока точно знаю только то, что я сам пою три партии.

- Ну а партией Маргариты-то поделитесь?

- Маргарита поделюсь, нет проблем (смеется). У меня есть несколько идей, кто это может спеть. Есть великолепная певица на примете. Не хочу пока говорить кто, но она певица классическая, и я не очень уверен, что она согласится. Я хотел бы, чтобы она записалась. Я уверен, что она это может, но не уверен, что она будет это делать. У меня есть Ира Бурмистрова, моя ученица, которая, в принципе, готова записаться. Я, конечно, не знаю, насколько это будет здорово, но это один из вариантов.

- А три ваши партии – это партии кого?

- Три партии – это Мастер, Иешуа и Воланд.

- А Бегемот?

- Нет ( смеется). Иешуа и Воланд – это как две стороны, свет и тьма, как две стороны художника. Мастер придумывает, он придумывает себя как Иешуа, он придумывает себя как Воланда.

- Вы попытаетесь реализовать две противоположные грани себя?

- Так оно и есть. Свет и тьма в каждом человеке. Зло и добро. Если бы не было зла, мы бы не смогли оценить добро и наоборот. Поэтому присутствие Дьявола необходимо. Люди вот этого не понимают, они просто плохо знают историю, плохо знают культуру.

- Вы человек верующий?

- Это сложный вопрос. Во всяком случае, я православный. Потому что всё то, что есть в других христианских религиях, известных мне, не совсем мне близко. Православие – это единственная христианская религия, с которой я нахожусь в полном понимании. Но просто мне не нужны посредники, мне не нужна церковь. Я прекрасно отношусь к священникам, среди них есть масса совершенно изумительных людей. Но мне не нужен посредник, я предпочитаю пытаться общаться в несколько других сферах. С посредником легче, но чаще всего посредники нужны людям послабее, скажем так. Иногда я хожу в церковь, но не в обязательном порядке, а когда есть настроение и есть стремление. Я не соблюдаю постов, я не признаю никаких обязательных праздников. Естественно, я знаю молитвы. Я очень хорошо знаю Библию, и Старый, и Новый Завет. Во всяком случае, я могу спокойно на эту тему говорить с любым человеком, для которого это является профессией. Я считаю, что вера как таковая – это твое собственное дело. К примеру, Иисус разрушил храм. Разрушил намеренно, потому что храм, в его представлении, был местом торгашей и менял, что мы сейчас очень часто и наблюдаем, даже сегодня. А Иисус сказал: «Храм мой создайте в душе своей». И этим все сказано.

- Что, по-вашему, сыграло решающую роль в том, как сложилась ваша судьба, вы сами себя сделали или что-то вас вело?

- Это и то, и другое. И случайность, которая по марксистам закономерность (смеется), и работа. Если будешь лениться, то, конечно, ничего не будет. Я считаю, что работа, произведенная над самим собой, неминуемо должна принести свои плоды в той или иной степени!

- Когда вы в следующий раз планируете приехать в Минск?

- Не раньше, чем через несколько лет, ведь для этого нужно всё-таки вести что-то новое. Нельзя всё время кормить людей одним яством

Беседовала Екатерина Якубенко