Александр Градский:
Сергей Клюев |
Мэтр категоричен в оценках: «Если оценивать футболиста по правилам игры в регби, то выяснится, что он никакой регбист: так и рок-музыка в советском варианте не являлась рок-музыкой».
Александр Градский любит повторять: «Когда я забываю слова на сцене, мне всегда подсказывают из зала». Но в Донецке, где не так давно выступал мэтр, подобного не случилось... Тем не менее о славе, которая неотступно преследует его вот уже без малого 30 лет, он говорить вообще отказывается: «Мне безразлично, знают меня или нет. Чем больше меня знают, тем мне сложнее, потому что приходится постоянно быть человеком, приятным во всех отношениях». А ведь именно Градский был тем первым «совком», которого признало рок-сообщество Запада, когда в 1974-м Александру Борисовичу за диск с песнями из кинофильма Андрона Михалкова-Кончаловского «Романс о влюбленных» журнал Billboard присудил титул «Звезда года» — за «выдающийся вклад в мировую музыку».
— Александр Борисович, поговаривают, что вы засели за мемуары?
— Мне это не интересно. Нет времени. Может быть, когда отнимутся руки и ноги, и нечем будет заняться, тогда и буду кому-нибудь надиктовывать.
— Всем вашим поклонникам известно, что «родоначальником» Градского-певца стали «Битлз». Так ли это?
— Да. Поворотным моментом к занятиям в музыкальной школе, а позже в консерватории, стала именно ливерпульская четверка. Это был ранний их период — не времен пресловутого «Сержанта Пеппера», а где-то году в шестьдесят пятом. Мой дядюшка ездил за границу в составе ансамбля Моисеева, привозил пластинки, так что в шестьдесят третьем я хорошо знал их музыку. А в шестьдесят четвертом «Битлз» уже гремели на весь мир, все переписывали их пленки...
— Парадокс: вас, поборника приоритетности музыкального образования, человека, певшего в Большом театре, вдохновляли «битлы», которые этого образования не имели...
— Они записали альбомы, популярность которых с годами не падает: время лучший судья. Но нельзя забывать, что, помимо того что они были гениально одарены, у них был и великолепный продюсер Джордж Мартин, подсказывавший, какие вещи хорошие, а какие — плохие. Что же касается Большого, то я четыре месяца в нем проработал по приглашению Светланова. Вообще-то был ангажирован надолго, но потом мы с ним вместе ушли: мне просто не захотелось связываться с этой средой. В целом я трактую свою жизнь как свершение неких актов. Например, открываешь свой театр и делаешь таким, каким до тебя еще никто не придумал. Или ставишь десять киловатт аппаратуры, в то время как все работают на восьмистах ваттах. Много лет спустя понимаешь, что сама подобная игра была достаточно безнравственна, но эффект-то фантастический! Эффект греет душу. И Большой театр тоже был своего рода актом, способствующим выделению адреналина в крови. Пусть недолго, но я вкалывал на совесть в нескольких спектаклях.
— Так все же обязательно ли рокеру иметь музыкальное образование?
— Я считаю, что это главное!
— Как вы относитесь к тому, что вас называют родоначальником русского рока? Как-то Андрей Макаревич сказал, что рок он начал играть тогда, когда услышал Градского...
— Наверное, я не первый. Может быть, один из главных. А если серьезно, то ничего хорошего для себя я в этом не вижу. Потому что основать то дерьмо, которое с утра до ночи крутят в эфире, — честь небольшая. В семидесятых годах была надежда, что мы все здорово поработаем над собой, что все это поэтапно будет улучшаться, вот-вот к чему-то приведет. И когда все рухнуло, а меня тут начали называть отцом-основателем — мне стало не по себе.
— Как вам сегодняшний рок постсоветского пространства?
— Уже лучше. Раньше я ставил другой диагноз, основываясь на качестве игры. Назовите мне западную группу, где музыканты играют не вместе: бас отдельно от барабанов, голоса нестройные. А ведь каждая «советская» группа играла нечисто и не вместе. Каждая! Мы их любим не за это, однако это плохо в профессиональном смысле. Если, к примеру, оценивать футболиста по правилам игры в регби, то выяснится, что он никакой регбист: так и рок-музыка в советском варианте не являлась рок-музыкой. Просто теория типа «мы неряшливы, и в этом кайф» — была типично совковой теорией...
— Кстати, вы как один из первых музыкантов, зародивших в Союзе такой стиль, как рок-опера, что думаете о мюзиклах?
— Мюзиклы, которые сегодня ставятся, в большинстве своем проваливаются. Да и должны проваливаться! Лично я ушел с трех постановок. А фрагменты других, которые видел по телевизору, окончательно отбили охоту к их посещениям.
— А к «пиратству» как относитесь?
— Я им, «пиратам», наверное, не интересен: на мне они много не заработают. Да, иногда приходится натыкаться на нелицензионные диски с моей музыкой, но их очень легко отличить: если диск стоит восемь-десять долларов, то это мой, если два-три — то это некачественная подделка. Мои поклонники предпочитают покупать хорошие диски. В этом есть и моя заслуга, мое воспитание. Кстати, это и есть один из наиболее эффективных способов борьбы с «пиратством»...