Быть Градским

ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

- Александр Борисович, начиналась ваша киноэпопея почти лучезарно: Андрон Кончаловский предложил вам писать музыку для "Романса о влюбленных"...

- Ничего лучезарного в этом я не вижу. Хотя я благодарен, конечно, Андрону за науку. Исходя из своей работы на "Романсе", я точно знаю теперь, с каким режиссером надо работать, а с каким - не надо. И что можно от режиссера требовать, а чего - нельзя.

Тогда я был начинающий, зеленый и вообще ничего не знал.

- А сколько вам лет тогда было?

- Двадцать три. По тем временам очень мало. Это сегодня в двадцать три года ты можешь стать не знаю какой звездой, а тогда я был самым молодым кинокомпозитором страны.

- Как вас нашел Кончаловский?

- Это дурацкая история. Ему подсказали мою фамилию. Он пришел на одну из моих записей в Дом Звукозаписи на Качалова.

Вообще, когда он об этом пишет, мне даже весело. Как и всегда, когда он пишет. Что бы он ни писал, у него всегда какой-то удивительный свой, собственный взгляд. Какой-то у него оптический кристалл, и в этом кристалле как-то все преломляется странно. Совершенно не так, как кажется кому-то другому.

В моей ситуации было очень просто. Они ворвались в студию, когда я записывался, и первое, что они услышали, - это дикий мат, которым я их за это просто послал. И, очевидно, Кончаловского это "зацепило". И он, возбужденный, как мне потом передали, сказал: "Я его буду снимать!"

А я там "просто" записывался... Он пишет, что я катался по полу. Не катался я по полу! У него было такое ощущение, видимо.

Но он же решил меня снимать! В главной роли! И тут же раздумал! Потому что я в профиль повернулся - и оказалось, что с таким носом никакая главная роль - тем более моряка - ну никак в СССР не получается.

Потом попытались меня обдурить. Один мой приятель объяснил мне их схему. Купить только песни. Отдать писать фоновую музыку (на мои песенные темы) кому-то "проходному", обязательно члену Союза композиторов.

Я был не Член и прав писать музыку в кино (по Их понятиям) не имел.

Я стукнул кулаком (по телефону) и сказал Кончаловскому: "Или я автор музыки к фильму (пусть я пока не знаю оркестра - узнаю!) или забираю свои песни и пошел ты...".

Видимо, Андрону и это понравилось. И он тоже стукнул кулаком где-то и сказал (как мне передали): "Может, он хам и урод, но его песни мне нужны". Так я стал композитором на "Романсе..."

Далее музыки мне показалось мало, и я стал править тексты песен. Между делом поправил я и тексты Булата Шалвовича Окуджавы. Это не улучшило наших отношений, понятное дело. Хотя на тот период никаких отношений вообще-то не было. Мы познакомились значительно позже.

- Окуджава сильно на вас обиделся?

- Сильнее он обиделся на Кончаловского, который позволил все это проделать. Хотя и ко мне у него претензии были. Ну вы представляете: были не его тексты, но было написано - Окуджава. Потом, за несколько лет до его смерти, мы помирились. Дело было на каком-то банкете, как это у нас водится.

Мы с ним сидели рядом с одним политиком, очень известным. Демократическим таким. И политик как-то некрасиво ел курицу. Приличный человек, все нормально, но как-то вот не получалось у него с этим делом. И весь он был какой-то измазанный и как-то очень жадно ее ел, ползая ртом над столом.

И вот я смотрел на него искоса и вдруг поймал взгляд Окуджавы, который тоже смотрел на него. Таким же точно взглядом, как и я. И мы переглянулись. И подтекст того, как мы переглянулись, был такой: как они вообще нами управляют? с курицей справиться не могут...

И потом, когда этот политик отошел куда-то в сторону, Окуджава так посмотрел на меня и сказал: "А чего ты ко мне не заезжаешь?" Так вот сразу!

- Взаимопонимание - штука тонкая.

- Я говорю: "Булат Шалвович, я думал, вы на меня сердитесь за то, что было в "Романсе". Он говорит: "Да ладно! Давай, заезжай на дачу!" Я сказал: "Да, да, конечно, заеду!"

И не заехал. О чем, конечно, сожалею.

Но у меня все время такие вещи случаются, о которых я потом жалею. Но почему я не поехал, я не знаю.

- А с Высоцким вы действительно не были знакомы?

- Не был. У нас были общие даже девушки (иногда). А сами познакомиться как-то не удосужились.

- Почему?

- А вы знаете, это типично русское ощущение, что вся жизнь еще впереди. У нас был один администратор. Нас возил один и тот же менеджер на гастроли...

Один раз я сидел в холле гостиницы "Интурист", а он мимо меня прошел, очевидно, в бар купить сигареты. А перед этим один наш общий знакомый сказал мне, что Володя Высоцкий послушал мои вещи, ему они очень понравились, и он хочет со мной познакомиться...

И обратно он шел уже с сигаретами, и я встал со своего места и сказал: "Владимир, я бы... хотел...". Но он почти крикнул на меня: "Нет, нет, нет! Никаких автографов!" И побежал куда-то. Я так про себя подумал: "Да пошел ты!" А потом я понял, что он меня просто не знал в лицо и принял за какого-то очередного поклонника, которые его уже достали. Позднее кто-то из знакомых сказал ему: "Ну, что же ты? Хотел с Сашей познакомиться, он к тебе подошел, а ты?!" Он: "Да что ты! Ну ты передай, что я извиняюсь. Я не знал, как он выглядит...".

Так и не встретились.

Вы знаете, мне далеко не все у Высоцкого нравилось. Первые годы его работы... Мне казалось, это довольно мелкая история по сравнению с Галичем и Окуджавой.

Но после 75-го года у него совершенно гениальный период начался... С песен "Кто поверил, что землю сожгли", "Кто-то высмотрел плод".

Я помню, как я бешено ржал на пляже, первый раз услышав из рядом стоящего магнитофончика "Песню о Бермудском треугольнике". Это было так смешно, что я не мог остановиться. И я все время их просил перекручивать снова и снова...

И вот у него пошла эта замечательная серия из 25-30 совершенно гениальных вещей. Одна другой лучше.

И я понял, наверное, что с ним произошло.

Конечно, Высоцкий для меня - это песни с 75-го по 80-й. До этого - про заповедных и дремучих - все это игра. Они немножко по-другому сейчас смотрятся, потому что человек умер, мы пытаемся найти проблески большого таланта в его первых вещах...

Но с Высоцким гениальная история. Возьмите его снимки фотографические 60-х годов. Посмотрите: это обыкновенный какой-то актер. В нем никакой внутренней силы, никакого гения не видно. Видно: какой-то актер с какой-то прической. И посмотрите на его абсолютно гениальное лицо последних лет жизни.

То есть вывод такой. Есть разные люди, и по-разному они становятся гениями. У одних это, может быть, происходит сразу, а другие накапливают этот потенциал со временем. И у Высоцкого это "накопление" перешло в такое качество, что, конечно, он должен быть умереть. Его оболочка просто не выдержала этого напора.

Он психологически и от природы не был готов к тому, чтобы быть гением. Его форма, человеческая форма, не была на это рассчитана. Может, из-за этого он и пил, и кололся, что внешняя его форма не вмещала внутреннего гения. И он намеренно свою внешнюю форму, тело, здоровье уничтожал и добился своего.

(Окончание следует).